|
У него было даже несколько великих минут. Он меня просто обскакал. А как я выглядел? Сильно уступал ему? - Ты был таким, как всегда, - сказала Руфь. У него начались рези в низу живота. Он спросил жену: - Не возражаешь, если я на минуту остановлю машину? - Мы ведь уже почти приехали, - сказала она. - Неужели не можешь потерпеть? - Нет. Он остановил ее “вольво” и открыл дверцу, и выцветшая сухая трава и придорожный чертополох сразу стали вдруг бесконечно милыми. Поблизости высился телеграфный столб. Подойдя к нему, Джерри дернул за молнию и отдал свою боль земле. Луна протянула колючку тени от каждой зазубрины на столбе; в высокой траве серебристо поблескивала изморозь. Все вокруг, казалось Джерри, было словно картина, написанная на черном фоне, выгравированная нашим неясным, тупым страхом. Прокрякал невидимый треугольник гусей; прошелестела машина по соседней дороге - и звук замер; в воздухе возник призрачный запах яблок. Джерри попытался отключиться от реальностей ночи и осознать - как пытаешься осознать вращение земли - тот огромный печальный поворот, который произошел в его жизни. Но в сознании была лишь трава, да Руфь, дожидавшаяся его в машине, да утончавшаяся дуга, приносившая облегчение. Проехав мимо многих темных домов, они остановились у своего дома - все окна горели. Миссис О., хоть и была хороша с детьми, ни разу еще не вымыла ни одного блюдца и никогда не выключала свет. Они расплатились с ней, и она сказала: - Тут одна женщина из индепендентской церкви заходила насчет каких-то объявлений. - О Господи, - сказала Руфь. - Я совсем забыла. Ведь их следовало сделать к субботе. - Эти люди начинают просто тиранить тебя, - сказал Джерри, и, обращаясь к миссис О., спросил: - Вы в пальто? - Женщина молча покачала головой; лицо у нее было красное, и, выходя на крыльцо, она приложила платок к глазам. Закрывая за нею дверь, Руфь сказала: - Бедняжка. Интересно, много ли она знает? - А почему, собственно, она должна знать? - Она ведь из нашего городка, Джерри. А весь городок знает, что у нас дело худо. Я все лето замечала это по лицам мальчишек у Гристеда. - Хм. Мне, например, не казалось, что у нас дело худо. У меня - да, и у тебя - тоже, но не у нас. - Пошли спать. Или ты уезжаешь в свой коттедж? - Я не в состоянии. Хочешь молока? - А ты? - Если ты сделаешь тосты. - О, конечно. Почему бы и нет. Который теперь час? - Десять минут второго. - Так рано? Удивительно. Мне казалось, мы провели там целую жизнь. - Может, позвонить? - спросил Джерри. - Ты думаешь, с ней все с порядке? - Она ведь сама так хотела, оставь ее в покое. - Она казалась такой жалкой. - Это ее поза. - Нет, я никогда еще не видел ее такой. У меня было ощущение, что вот мы сидим, трое разумных людей, и обсуждаем участь прелестного... ребенка. - Хлеб подрумянился. Будешь намазывать маслом? Это твой тост. А ему не терпелось говорить о Салли и о минувшем вечере со всеми его сложными перипетиями; ему необходимо было вслух перебрать все подробности и узнать мнение Руфи о них. Но она не стала слушать и пошла наверх. В холодной спальне все невысказанное комом сдавило ему грудь, дыхание стало прерывистым. |
