- Не думаю, чтобы она злилась на мистера Матиаса.
- А на кого же тогда? На эту ее плаксу?
- Нет. Скорей - на себя. А тебе нравится миссис Матиас?
- Вроде - да.
- Почему только - вроде? Джоанна подумала.
- Она никогда ни на кого не обращает внимания. Джерри рассмеялся, быть может; слишком тепло, ибо Джоанна спросила:
- Она - твоя подружка?
- Что за глупый вопрос. У взрослых не бывает подружек. У взрослых бывают мужья и жены и маленькие дети.
- А у мамы есть дружок.
- Кто же это?
- Мистер Матиас.
Джерри расхохотался от абсурдности такого утверждения.
- Они просто любят иногда поболтать, - сказал он девочке, - но она считает его кретином. Девочка почтительно посмотрела на него.
- О'кей.
- А тебе спать не хочется?
- Вроде бы - да. В этой книжке слишком много слов, которых я не знаю. То есть, я хочу сказать, в общем-то я их знаю, только смысл не могу понять.
- Таких книг много. Так что не утомляй глаза. Доктор Олбени говорит, вообще не надо читать в постели.
- Он кретин.
- Глаза - это очень важно для человека. Спи крепко, детка. Дай я тебя поцелую. - И, обняв дочь, он почувствовал, что голова у нее стала почти как у взрослой, а очертания щеки и голого плеча, когда она легла боком на подушку, - женские. Она выросла с тех пор, как он последний раз по-настоящему видел ее.
Комнаты первого этажа, пустые без детей, прошитые светом фар проходящих машин и тишиной, казались огромными. Руфь поставила на кухонный стол два прибора. Он нерешительно вошел в кухню: когда он был ребенком и мама болела, он так же нерешительно входил к ней в комнату, боясь, как бы она, словно героиня волшебной сказки, не превратилась за это время в медведицу, или в ведьму, или в мертвеца. Руфь протянула ему рюмочку вермута. Вид у нее был выжидающий, а он прохаживался по кухне, потягивая вермут, ел телячью отбивную с салатом, которую она ему подала, и всячески старался заполнить тишину - арену своего поражения, пытаясь объясниться. Он говорил:
- Я не понимаю, что произошло. Став женой, или как там это ни назови, она перестала быть мечтой, и впервые я увидел ее.
Он говорил:
- Я не хотел, чтобы она предоставляла выбор мне. Салли не должна была без конца предоставлять мне выбор: ведь я поехал к ней в то утро, уверенный, что ” все должно быть именно так, а потом поговорил с ней и обнаружил, что это вовсе не обязательно. Все пути были еще до ужаса открыты. Она не так уж сильно хотела, чтобы я был с ней, - хотела не в такой мере, как ты.
Или:
- В общем-то, все дело в Ричарде. Я сидел там тогда вечером и, глядя на него, сказал себе: “А ведь он не так уж плох”. У меня сложилось совсем неверное представление о нем по ее описаниям и жалобам: он человечный; он старался. Я сказал себе: “Господи Боже мой, если он не смог сделать ее счастливой, то и я не смогу”.
Или:
- Она такая самонадеянная.
В его попытки объясниться - неуклюжие и надуманные, нелепые и неопределенные - вторгался голос Руфи, мягкий, но с какими-то жесткими нотками, и в этих ее поисках истины было что-то до такой степени унитарианское, убежденное, даже разрушительное.
- Не понравилось мне то, как они оба навалились на тебя. |