|
И каково же оказалось ее разочарование, когда воды не оправдали ее надежд: даже тут море - свинцовое, ходящее ходуном - отнюдь не располагало к заплывам хотя бы до шедшей параллельно берегу булыжной гряды волнолома. Втроем они - Фирузе, Ангелина и Богдан - прошлись немного вдоль необъятного песчаного пляжа, с хохотом подставляя лица мокрым и соленым, колким от песка оплеухам ветра, треплющего не березы и не карагачи, а пальмы («Мама, папа, смотрите! Это же пальмы!»); не меньше часа они дурачились, бегали за волнами и от волн, а потом ночь в пусть и удобных, но все ж таки не постелях, а креслах воздухолета взяла свое, и обе восхищенные, но уморившиеся женщины, молодая и маленькая, запросились в номер, подальше от шумного хлесткого шторма.
А Богдану оказалось не до отдыха. Разом и усталый и взвинченный, он ощущал нечто вроде гулкого парения, полета в безбрежной пустоте; он не мог ни сидеть, ни, тем более, лежать, ему отчаянно хотелось махать крыльями с того самого мгновения, как колеса воздухолета, веско ударившись о бетон, со сдержанным рычанием покатили по священной для всякого русского, для всякого православного земле - священной вдвойне, когда здесь ждут друзья. И как же кстати пришелся звонок Мокия Ниловича, пригласившего зайти сегодня же повечерять! Фирузе, конечно, составила бы ему компанию, и прежний начальник Богдана был бы только рад, но уставшая Ангелинка, услышав о приглашении, лишь молча накрылась одеялом с головой, а Фирузе не захотела оставлять дочку одну. И тут новое счастье привалило: позвонил Баг. Богдан уж давным-давно не виделся и не слышался со старым ечем [13] и напарником, и даже электронных писем они друг другу не писали; и вот точно снег на голову свалился, и не наших северных широт снег, а снег тутошний, левантийский, редкий и ошеломляющий, как затмение солнца. «Ты где?» - «В Яффо… Знаешь, это в Иерусалимском улусе… небольшой порт…» - «Амитофо! И я в Яффо!» - «Господи! Правда?» - «Правда. Ты давно?» - «Только что… Ну, в смысле, с утра…» - «А я уж не первый день…» - «Где остановился?» - «Да как сказать… А ты где?» - «В „Галуте Полнощном“». - «О! Важный гость… Понимаю. Ты официально на празднование зван? Большой человек, завтра речи слушать будешь?» Богдан не стал объяснять, что это так, да не так - не время и не место было подробностям, - и ответил лишь: «Обязательно буду». - «Тогда тем более надо бы сегодня повидаться. Очень даже надо бы». - «Баг! Дорогой! Я к Раби Нилычу еду сейчас, пять минут назад мы с ним договорились. Неудобно переигрывать… Едем вместе, Раби обрадуется!» - «Гм… Ты уверен?» - «А ты нет?» - «Ну… Мы с ним все-таки не так, как ты…» - «Перестань, дружище! Едем! А на обратном пути поговорим… Баг, мне тебя страшно не хватало!» - «Знаешь, еч, мне тебя тоже… Давно…» «Ну, - с улыбкою сказала Фирузе, когда Баг отключился, - теперь уж точно я остаюсь. В вечерний разговор двух старых друзей женщинам лучше не мешаться. Об одном прошу - пива много не пей. Знаю я Бага. Лучше бутылка вина, чем пять кружек пива». - «Фиронька, я вообще не собираюсь…» - растерялся Богдан. «Человек предполагает, - рассудительно молвила мудрая Фирузе, - а Аллах располагает». Богдан даже слегка обиделся. «Аллах вообще лозу пить не велит, ты что, забыла?» - «Это он нам, мусульманам, не велит, а за вами просто присматривает. Но все запоминает». - «Так что ж ты, раз он запоминает, мне советуешь вино пить?» - «Я тебе советую не вредить себе. Аллах любит, когда люди заботятся о своем здоровье и, если зло неизбежно, выбирают наименьшее». |
