– Да, – подтвердил я. – Завтра разъедемся… Кстати, как вы, Вика, поедете?

– У меня джип, – сказала она.

– Я знаю. «Лендкрузер», шикарный аппарат… Я имел в виду, что у вас украли сумочку. Видимо, и ключи тоже украли?

Виктория осмотрела меня внимательно… «Жаркий взгляд… Как опасен твой тигриный взгляд!»

– Нет, – сказала она, – ключи, слава Богу, не украли. Я их в кармане куртки ношу.

– Вот и замечательно, – ответил я и вышел. Воздух на улице был бодрящим и свежим. Замечательно, но… не доказательство.

***

– Вот теперь понял, – сказал Танненбаум. – Вы решили, что Виктория имитировала кражу сумочки с целью отвести подозрения от себя, но не учла одного момента: ключи должны были пропасть вместе с сумкой. Так?

– В общем – да. Однако доказательством это быть не может. Аня носит ключи от своей машины в сумочке, а Виктория – в кармане. Реально? Вполне… Доказательством ее… э э… болезни стал другой факт.

– Какой же? – спросил Женя крайне заинтересовано.

– Песня, которую она мурлыкала, когда делала кофе.

– Песня? Что же такое она пела?

– Она пела песню, которую не могла слышать. Текст существовав только на кассете диктофона, украденного у меня.

***

Воздух на улице был бодрящим и свежим. Я прошел мимо джипа, подмигнул ему, и он подмигнул мне в ответ огоньком сигнализации… «Жаркий взгляд… Как опасен твой тигриный взгляд!»

Я вернулся в коттедж Лукошкиной, отобрал у Коли Повзло коньяк и наказал больше не пить. Потом изложил ситуацию. Потом мы отправились на прощальный ужин.

Первым делом я поймал Соболина, еще раз извинился за «потерянный» диктофон и поинтересовался между делом: не давал ли Володя послушать свой бессмертный шлягер марсианской тигрице? Володя ответил: нет, не давал. Текст сыроват, да и вообще… хочу сделать сюрприз. Ну ну, сказал я, сюрприз – святое дело. Сам люблю делать сюрпризы. Сомнений у меня больше не было – тигрица! Осталось только поймать ее в ловушку. И я построил эту ловушку.

После того как отзвучали дежурные тосты за гостей и за хозяев, и обстановка сделалась непринужденной, а зал заполнился голосами, я попросил слово. Слово мне дачи и начали наполнять рюмки и фужеры напитками.

– Коллеги, – сказал я, – я отвлек ваше внимание не ради тоста, а для того, чтобы сделать небольшое объявление. Мы с вами не худо поработали и не худо повеселились… Все это здорово, но наш семинар был омрачен некоторыми известными вам происшествиями крайне неприятного свойства. (После этих слов слушать меня стали гораздо внимательнее.) Я знаю, что кое кто из вас, коллеги, склонен был подозревать нас… Для нас это было крайне неприятно, но… Мы, дорогие друзья, провели свое собственное расследование и вычислили вора.

По залу прокатился гул. Быстрый, неразделимо слитный, как накат волны на галечный пляж. А потом несколько голосов почти одновременно выкрикнули:

– Кто?

– Имя! Назовите имя.

– Не назову, – ответил я.

– Почему? – выдохнул зал.

– Потому, – ответил я, – что я хочу дать ему шанс… (Гул.) Да, я хочу дать ему шанс. Сейчас двадцать один ноль три. Ровно в полночь я назову имя… Если до этого времени похищенные вещи не будут возвращены, я назову имя. Ровно в полночь.

Некоторое время за столом царила тишина. Затем зазвучали голоса:

– Назовите сейчас!

– Серегин, вы даете преступнику шанс избавиться от украденного.