– А а…– Дама была разочарована. – Ищите его в ближайших разливухах… А сюда больше не являйтесь… переписчики.

Дверь перед нами захлопнули.

– Надо было с ней познакомиться поближе, – мечтательно произнес Зудинцев. – Может, узнали бы что…

– Мы и так узнали достаточно, – махнул рукой Каширин. – Жаль только, фотки Бычкова у нас нет. Зато Крохоняткин присутствует. – Он гордо продемонстрировал ксерокопию «несгибайки», добытую в паспортном столе за коробку конфет.

– Кроха сын к отцу пришел, – продекламировал Зудинцев.

– И сказала Кроха, – подхватил Родион. – «Я на зону не хочу, мне и здесь неплохо»… А в Аргентине еще лучше.

В первой же рюмочной мы взяли по сотке, по пиву и по паре бутербродов.

– А я, ребята, скоро ухожу из Агентства, – вздохнул Зудинцев, разминая «Беломорину». – В угрозыск возвращаюсь…

– Обнорский в курсе? – спросил я.

– Не ет… Пока не знаю, как ему сообщить.

– Ну, Жора, ты даешь, – присвистнул Каширин. – Неужели по ментовской зарплате истосковался?

– Значит, так, – рубанул рукой Зудинцев. Видно, эта тема была ему не очень приятна. – Во первых, я начальником отдела иду – там деньги неплохие.

– А во вторых, не в них счастье, – подколол его Родион.

Мы взяли еще по сотке.

– Пора работать, – напомнил нам Георгий и подозвал пожилого буфетчика…

Конечно, парня на «несгибайке» он не признал.

– Мы не менты, не думай, – попытался я успокоить мужика. Но тот лишь криво усмехнулся.

Осенний воздух после смрадной разливухи опьянил нас еще больше.

– Неохота мне уходить, ребята, – рассуждал Зудинцев, пыхтя «Беломориной», когда мы переместились в следующее подвальное кафе. – Ведь Агентство для меня – та же ментовка. Вот ради чего мы сейчас пашем в выходной день?

– Ради меня, Георгий, – ответил я. – А если тебе понадобится – я буду пахать ради тебя.

– Не в этом дело. – Зудинцев досадливо махнул рукой. – Мы пашем и не задаем себе вопрос: что нам за это будет?

– Потому что для нас важен процесс! – приподнял я палец.

– Верно, Зураб! – воскликнул окосевший Каширин. – Для нас как для настоящих самураев важнее всего путь, а не результат! И мы обязаны его пройти до конца… Сколько там еще осталось разливух?

– У меня и в ментовке выходных почти не было, – продолжал рассуждать Зудинцев. – Вот только разница в том, что будучи опером я мог этого Крохоняткина закрыть на трое суток. И никакой бы папаша меня не остановил…

– Не заливай, Жора, – пьяно усмехнулся Каширин.

– Да пошел ты! – Георгий не на шутку разозлился.

Чтобы успокоить ребят, я взял еще водки. И показал «несгибайку» буфетчице. С тем же результатом.

Повезло нам лишь в пятой разливухе. Усатый служитель барной стойки, посмотрев на фото, перевел взгляд на нас. Купюра в пятьсот рублей моментально исчезла в его кармане.

– Это Спайдер, – сказал усатый. – Бывает частенько, но в последние дни куда то запропал.

Вздохнув, я достал сто баксов. Повертел купюрой перед жадными глазами буфетчика, затем убрал ее в карман и написал на клочке номер своего мобильника.

– Знаешь, что надо сделать?

Тот кивнул.

– Князь, ты соришь деньгами! – укоризненно воскликнул Родион, когда мы шли, пошатываясь, по вечерней набережной.

– Не в них счастье, сам же сказал, – хохотнул Зудинцев.