Актер Юра Птичкин, играющий в сериале роль журналиста Олега Дудинцева (по замыслу Обнорского, прототипом Олега Дудинцева выступал именно я), увидев меня, поставил на землю какую то коробку и полез в карман за папиросами.

– Гению сыска, привет! Вот видишь, Георгий Михайлович, вживаюсь потихоньку в твой образ. – Он смял в руках «Беломорину». – Боюсь, как бы язву не нажить… Ты чего такой мрачный?

– Да нет, Юра, все нормально, – ответил я, стараясь не дышать в его сторону. – Просто вчера у меня был тяжелый день.

– Понимаю, – гоготнул догадливый Птичкин.

Я предпочел не реагировать на его иронию и сменил тему:

– Смотрю, на сегодня уже закончили?

– Да, теперь только через пару деньков у вас нарисуемся. Будем снимать сцену убийства. Кстати, не хочешь поработать консультантом?

– Нет, Юра, спасибо. Я, вообще то, на раскрытии убийств специализировался, а вот по части их организации, признаться, полный дилетант.

– Ладно, Михалыч, еще увидимся. – Мы пожали друг другу руки, и Птичкин, подхватив коробку, побежал догонять своих.

«Блин, мне бы вашим заботы», – подумал я, посмотрев вслед своему, скрывшемуся в автобусе, высокохудожественному воплощению и печально вздохнув, поднялся в контору.

***

Шаха на месте не было. Что ж, возможно, сегодня ему было еще хуже, чем мне. Я добрел до своего кабинета, плюхнулся в кресло и разложил перед собой все имеющиеся в настоящий момент материалы по моргу. В любой момент мог нагрянуть Спозаранник и поинтересоваться тем, как идет расследование по санитарам.

Еще раз ознакомившись с содержимым всех имеющихся документов, я вынужден был признать, что до сих пор ничего существенного нарыть не удалось. Была одна более менее реальная зацепка: какая то «терка» между Умновым и Твердохлебовым. Я еще раз набрал местный Шаха – у репортеров никто не отвечал. Помедитировав в течение десяти минут над холодного чашкой кофе, я принял решение поговорить с сыном Твердохлебова. Во первых, других близких родственников у покойного не было; во вторых, я чувствовал, что мне крайне необходимо проветриться, и, наконец, в третьих, мне очень не хотелось, чтобы в моем нынешнем состоянии меня застукал кто то из наших.

Володя Твердохлебов, симпатичный парнишка семнадцати лет. похоже, еще до конца не оправился от шока. Ему было крайне необходимо выговориться, и – не стану скрывать – в моем лице он нашел весьма благодарного слушателя.

Из Володиного рассказа мне удалось выяснить, что Александр Твердохлебов попал на работу в морг по приглашению своего бывшего научного руководителя – профессора Румянцева. Должность была не бог весть какой, но отец согласился. Возможно, из за денег. И действительно, получать он стал гораздо больше. Некоторое время спустя Твердохлебов уже занял должность старшего санитара, купил машину, а впоследствии обменял ее на более престижную «БМВ».

Карьерный рост покойного, конечно, интересовал меня, но гораздо в меньшей степени. Поэтому я ненавязчиво пытался склонить Володю к более приземленным морговским делам. Однако тот, казалось, уже не слышал моих вопросов. Он достал из шкафа альбом, и мы стали внимательно рассматривать семейные фотографии. На одном из групповых снимков я без труда узнал и своего давешнего знакомого – экспрессивного профессора Румянцева. Надо признать, в то время он выглядел весьма импозантно. Неподалеку от него стояла улыбающаяся, обалденно красивая девушка с роскошной темной гривой, которая держала за руку скромного белобрысого паренька в мешковато сидевшем на нем пиджаке.