Я присел в любезно указанное мне кресло:

– Прошу прощения, Ирина Сергеевна! Я вынужден сразу же признаться вам в маленькой лжи: я не являюсь потенциальным клиентом вашего салона. Я всего лишь журналист, – с этими словами я вытащил из кармана красную книжицу удостоверения, – и мне крайне необходимо побеседовать с вами. Еще раз прошу прощения, просто во время нашего телефонного разговора у меня не было полной уверенности в том, что вы захотите пообщаться с прессой.

– Что ж, вы не ошиблись, Георгий Михайлович, такого желания у меня действительно не было, – произнесла Румянцева после того, как внимательно изучила мою ксиву. – Согласитесь, вы повели себя не слишком достойно. Как журналист и… как мужчина. Поэтому мне ничего не остается, как попросить вас удалиться. Тем более что у меня сейчас должна состоятся очень важная встреча.

– То есть, как понимаю, если бы я был вашим потенциальным клиентом, пару минут вы все таки смогли бы мне уделить.

– Ну хорошо… Я готова уступить вашей настойчивости и уделить вам немного времени. Но не более пяти минут. Что вас интересует? «Отлично, – подумал я, пряча удостоверение. – По крайней мере не придется снова, как в морге, разбираться с местными вышибалами. И это уже радует».

– Спасибо. Я хотел бы побеседовать с вами о вашем муже, а также об Алексее Твердохлебове. Вы в курсе, что недавно с ним случилось, э… несчастье? Она машинально кивнула и, заметно побледнев, взяла со стола пачку легкого «Винстона». Прикурила, при этом пальцы ее предательски дрожали.

– И что же вы хотели узнать?

– Вы знакомы с содержанием книги «Кости для Запада»? Какие из фактов, изложенных в ней, соответствуют действительности?

Румянцева не ответила, однако я понял, что о книге она, безусловно, знает. Я достал из папки фотографию институтского выпуска и положил ее на стол перед ней.

– Ирина Сергеевна, скажите, Александр Твердохлебов действительно был вашим… другом?

Она злобно посмотрела на меня и машинально стала щелкать зажигалкой. Красный огонек появился лишь на пятый раз, после чего она все таки решилась:

– Где вы взяли эту фотографию? Впрочем, объяснять не нужно. Я так понимаю, что вы почерпнули эти… сведения исключительно из грязной немецкой книжонки?

Тут я, признаться, сблефовал, намекнув ей, что в тайну ее взаимоотношений с Твердохлебовым меня посвятили также некоторые работники морга. Она поморщилась:

– Скоты… Да, Саша был моим другом. Больше чем другом. Если хотите – любовником, хотя это слово звучит весьма вульгарно… Словом, он был единственным мужчиной в моей жизни, которого я по настоящему любила. Это то вы можете понять?

Теперь уже наступила очередь кивать мне.

– И все таки, чего вы хотите? Все равно Сашу уже не вернуть…

– Понимаете, Ирина Сергеевна, я не верю, что Твердохлебов покончил с жизнью сам. У меня есть подозрение, что его убили.

Она вздрогнула:

– Ну что ж… Саша влюбился в меня сразу, еще на первом курсе. А я… Я была глупая, взбалмошная, непутевая девчонка. Уже на пятом курсе я вышла за его друга, за Лешку… Это был такой удар для него. Саша очень переживал, хотел даже бросить институт, а потом, назло мне, взял и женился на моей подруге Светке.

– А я думал, что вы сразу вышли замуж за Румянцева…

– Нет, это у меня второй брак. Мой первый муж тоже учился с нами в одной группе. Вот он, – она показала пальцем на белобрысого паренька, который на фотографии держал ее за руку.