– Володя! Мы работать собрались, а не рефлексировать, – заметил я и изложил свои соображения о «круге подозреваемых». Все согласились со мной, что вычислить супостата в принципе можно, но – времени мало. Значит, необходимо еще больше сократить список.

– А как? – спросил Володя.

– Просто, – сказала Лукошкина. – Почему, как ты думаешь, они косятся на нас?

– Потому что мы чужие, приезжие.

– Верно, – кивнула Анька. – Но это еще не все. Есть еще один фактор.

– Какой? – спросил Володя.

А Лукошкина ответила:

– Мы здесь новые. До нас здесь ничего подобного не было. Я узнавала у девчонок. Но не только мы здесь новенькие.

– А кто? Кто еще, Аня? Не томи!

Анна улыбнулась загадочно. Володя смотрел на нее пронзительным взглядом сицилийского мстителя.

– Сюда впервые приехали два человека, ранее в эту тусовку не вхожие, – Татьяна, которая с «Каролиной», и…

– И? спросил Володя нетерпеливо.

– И Виктория.

Володя уронил длинный столбик пепла на палас.

– Ну, – сказал он, – я ее за вымя то возьму. Дело чести!

– Кого? – спросил Повзло. – Татьяну или Викторию?

– Коля, – ответил Соболин, – я вижу, что ты предвзято относишься к Виктории. Но повода для оскорблений она тебе не давала. Тем более что она сама стала жертвой. Так?

– Так, дружище, так… извини.

* * *

Мы отстрелялись – прочитали вторую, послеобеденную часть лекций. Я сказал несколько заключительных слов, и мне даже чуть чуть жиденько похлопали. Женя Танненбаум с кислым видом объявил, что программа нашего семинара завершена.

Что все мы поработали очень конструктивно. Что через три часа здесь, в большом зале, состоится ужин. Из кармана Жениного пиджака торчала газета «Скандалы и светская жизнь N ска». Экстренный выпуск.

* * *

Мы с Повзло сидели в шале у Лукошкиной. Потихоньку пили коньяк, разминаясь, как сказал Коля, перед прощальным ужином. Сквозь щель в шторах была видна стоянка. Огромный «лэндкрузер»

Виктории и сама Виктория вместе с Соболиным возле машины. Наш сицилийский мститель что то горячо говорил, размахивая руками.

– А разбить бы морду этому Юрию Львовичу, – мечтательно сказал Повзло, разглядывая на свет бокал с «мартини».

– Бесполезно, – отозвалась Лукошкина, – ему уже сто раз били.

– А ты откуда знаешь? – спросил Повзло.

– С Танненбаумом поговорила. Меня, помню, удивил тираж этого сортирного листка – шесть тысяч! Я стала интересоваться. Танненбаум мне объяснил, что шесть тысяч – это годовой тираж! Пятьсот экземпляров на двенадцать месяцев – вот тебе и шесть тысяч. Но даже по цене один рубль тираж не раскупают. Он его наполовину бесплатно раздает в пивнухе да в своей парикмахерской.

– У Юрия Львовича своя парикмахерская? – удивился я.

– Да, у них с Маргаритой – парикмахерская тире массажный салон. А сам Юрий Львович и есть парикмахер. А «журналистика» – это его «призвание», – ответила Лукошкина.

Нашим любовникам возле джипа, видимо, стало прохладно. Или им захотелось заняться любовью в просторном салоне авто… Так или иначе, но они сели в машину, спрятались за тонированными стеклами. Из выхлопной трупы «лэндкрузера» вырвалось облачко белого пара.

– Очень интересно, – пробормотал Повзло.

– Да, – согласилась Лукошкина. – Призвание у Юрия Львовича такое – сплетни собирать.