Я обернулся. Что-то тяжелое припечатало меня прямо между глаз. Последнее, что я успел разглядеть краем угасающего сознания, - крепкую фигуру, зеленые холодные глаза...
***
Голова раскалывалась. Особенно затылок. На темечке набухала добрая шишка - в том месте, которым я соприкоснулся с таксофоном. Лоб саднил ему тоже пришлось не сладко. Желудок тянуло расстаться со скудным содержимым. Было тошно. И в буквальном, и в переносном смысле.
Наконец удалось сфокусировать взгляд. Кабинка с таксофоном проплывала где-то над головой. Справа, слева и снизу - холодный сухой асфальт. Рядом я нащупал стену дома.
Попытался встать - и новый приступ боли расколол череп. Вот так и получают сотрясение... Если мозги в голове есть.
Принять вертикальное положение с трудом, но удалось.
Я ощупал карманы кошелек, ключи, документы - все на месте. Не пострадал и пейджер на поясе. А вот таксофонной карточке на четыреста единиц (между прочим, казенной) не повезло. Как, впрочем, и визитке с номером Вересовского. Стало быть, кто-то не хотел, чтобы Вересовский узнал раньше времени о дочкином залете? Что там майор говорил на крыльце о звонке из Главка с требованием проверить парочку в "Трех семерках"?
Выходит, проверяли именно нас с Ланой. Точнее, Лану, ведь у меня наркоты не было. Припомнив реакцию в отделении, когда выяснилось, что задержанная - "та самая Вересовская", я сообразил, что наколку на "парочку" давали без имен, иначе начались бы вопросы, согласования. О назначении Вересовского к тому моменту знали уже все.
Но и предугадать, что мы с художницей окажемся именно в "Трех семерках", было невозможно. Значит, нас вели от самой "Дыры". Или из "Дыры", если учесть, что выбрались мы оттуда через черный ход. Крепыш с сосисками в "Трех семерках" - он вошел туда через пару минут после нас. Крепыш...
Обо всем этом стоило поразмыслить. Но позже, позже... Надо как-то добраться до телефона. Я ведь собирался звонить не одному Вересовскому.
Я отыскал круглосуточный магазин.
Продавщица странно посмотрела на мою разукрашенную физиономию, но журналистские корочки немного сгладили недоверие. После десятка гудков на том конце провода сняли трубку.
- Да... Какого черта... Три часа ночи... - Ну вот и пришлось сквитаться с Повзло за его утренний звонок.
- Коля, это Соболин, прости Христа ради, но у меня умопомрачительные новости...
- Вовка, ты охренел совсем. Ты куда пропал? Анюта дома с ума сходит.
- Ты можешь меня выслушать? Вересовскую задержали только что в "Трех семерках" с двумя дозами героина.
На том конце трубки повисла пауза. Пока Николай приходил в себя, я в двух словах описал ему наши с художницей приключения, опустив наиболее интимные подробности.
- Что мне теперь делать? - спросил я.
После некоторой паузы Повзло посоветовал вернуться в милицию и не выпускать Вересовскую из виду.
- Да она же в камере сидит...
- Утром ее выпустят, если не раньше. На Литейном, поди, уже шорох стоит.
- А как мне сообщить папаше? Карточку-то у меня уперли.
- Думаю, что Вересовскому сообщат и без тебя. В Главке доброхотов-лизоблюдов хватает.
- Ладно, пойду заступать на пост. Коля, ты Анюте позвони сам, обрисуй ситуацию, а то мне второй раз позвонить уже не дадут.
Повзло пообещал позвонить.
***
Примерно в то же время телефонный звонок раздался в квартире на Петроградской стороне. Трубку взял облаченный в желтую хламиду, наголо обритый молодой парень.
- Да...
- Намгандорж, это я, Татьяна.
- Я узнал. Есть новости о вашей гостье?
- Ее задержали в каком-то баре с наркотиками. |