Гвичия начал давить на кнопку звонка. Делать это пришлось пять раз. Шаги за хлипкой дверью раздались тогда, когда уже нам показалось, что в квартире никого нет. Шаги были шаркающие, медленные… потом раздался кашель… потом дверь отворилась. На пороге стояла старуха в грязном халате и торчащих из под него белых бязевых мужских кальсонах. Жиденькие волосы, характерный цвет лица, густой перегарный выхлоп… Все, как говорится, до боли знакомое. Я загодя приготовил свое журналистское удостоверение и придал лицу некое соответствующее профессиональное выражение. Все это оказалось лишним. Старуха посмотрела на нас мутными глазами, закашлялась и сказала:

– С утра уже ходить стали…

– Здравствуйте, бабушка, – вежливо сказал Зураб.

– Ишь, внучек нашелся… басурманин… Спят они еще… – Старуха явно собиралась захлопнуть дверь, но я не дал. Я сунул ей под нос удостоверение и начал работать. Кое что, впрочем, мне уже было ясно.

– Мы журналисты, – сказал я. – А вы Антонина Викторовна?

– Что надо?

– Поговорить, Антонина Викторовна… Мы – журналисты.

– Стрекулисты журналисты… аферисты! На похмелку дашь?

– Дам, – ответил я, доставая бумажник.

Выражение глаз старой алкоголички стало гораздо

более осмысленным или, по крайней мере, заинтересованным. Я вытащил пятидесятирублевую купюру. На эти деньги можно купить одну бутылку заводской водки, но Антонина Викторовна наверняка купит две бутылки паленой.

…Деньги исчезли в кармане халата.

– Может, внутрь пригласите? – спросил я.

Старуха посторонилась, пропуская нас внутрь. Интерьер прихожей был именно таким, какой я себе представил, глядя на дверь. Тут ошибиться трудно. Вслед за старухой мы прошли в кухню, распугали тараканов.

– Ну, говори, чего надо, – сказала хозяйка.

– У вас в квартире есть молодые женщины?

– Сказала же: спят еще бляди.

– Дочери ваши?

– Тьфу! У меня сыны… да и их не вижу: по тюрьмам они.

– А что за бляди то спят у вас?

– Бляди как бляди… известное дело, Ленка со Светкой.

– Комнату им сдаете?

– Что я сдам? Сама в одной клетухе сижу, как в конуре, девяти метров нет… Сосед сдает – Колька Мареман.

– А где сам Колька?

– Кто его знает? Бывает раз в месяц – деньги получить… Но ко мне уважительно, нет нет, а водочкой угостит… иной раз.

– Понятно… А что за женщины – эти Ленка со Светкой?

– Так говорю тебе: бляди.

– Молодые?

– Молодые прошмандовки… Старухе хер когда нальют, хоть им через блядство много деньжищ сыпется… Жадные, прости Господи.

– Понятно. Мужики к ним сюда ходят?

– Бывает, сюда. Но больше по вызову. Интердевочки.

Гвичия брезгливо хмыкнул, раздавил ногой таракана. Я достал, фотографию Владика, что дала мне Вера. На ней довольный, изрядно располневший Владик был снят на фоне новенького «форда».

– Этого человека знаете? Бывал у девок?

Антонина взяла фото, отодвинула руку подальше от глаз, после долгого разглядывания сказала:

– Разве всех упомнишь? Не знаю, не скажу.

– Понятно… Спасибо, Антонина Викторовна.

– Спасибо в стакан не нальешь, – ответила хозяйка и вышла. Через минуту она, одетая в старый плащ, пошла за опохмелкой. То, что в квартире остались три незнакомых мужика, нисколько ее не смущало. Впрочем, что здесь можно украсть?.. Шурыгина ушла, грязные завязки кальсон волочились за ней по полу.