– А Костя Пирогов?

– Год назад у него жена и дети погибли в автокатастрофе. Он сам едва уцелел. Долго лежал в больнице… – Кир схватил с мойки чистый стакан, плеснул себе водки из початой бутылки, стоявшей здесь же, на кухонном столе. Сказал, словно оправдываясь, но не передо мной – перед кем то другим: – Я ему несколько раз помощь предлагал. Хотел его на работу к себе в службу взять. Он поначалу отказывался, а в последний раз – недели две назад – вообще меня не узнал.

– Как это – не узнал?

– Бормотал что то в трубку, я с трудом слова разобрать смог. У него там музыка на всю катушку и голос… Голос у него какой то пьяный был. Или отсутствующий.

Кир налил себе еще, выпил залпом. Натянуто улыбнулся:

– Пойдем к нашим.

– Пойдем.

Но веселиться так, как вначале, мы уже не могли. То и дело я перехватывал тяжелый, замутневший взгляд, который бросал на меня через стол Кир.

Я понимал его. Наверное, лучше, чем все за столом.

Стыдно так жить. Мы преуспели. Увлеклись новой жизнью, которая, помимо многого прочего, позволяла нам забыть о том, что было там, в Афгане. Мы женились, народили детей и укрылись в новых приятно волнующих заботах. И все было хорошо.

А Костя Пирогов остался один. Ни семьи, ни друзей. Страшно это. Страшно.

* * *

Уже ночью холодный страх вытолкнул меня из сна, выбросил из теплых и нежных объятий жены. Погнал на кухню. Дрожащей рукой я нашарил выключатель. Яркий свет ударил в глаза, немного успокоил. На подоконнике нашел сигареты. Закурил, так же нервно, как это делал Кир. Когда мы с ним разговаривали.

Только прикурив – сразу за первой – вторую сигарету, я немного успокоился.

Не боятся надо и сгорать от стыда. Надо действовать. Что то делать.

Например, поехать к Косте. Попытаться с ним поговорить.

Я почему то верил, что меня – своего капитана – Костя послушается. Позволит себе помочь.

«Утром ,  – сказал я себе. – Нет  – днем. Я поеду к нему домой, поговорю, растормошу. Сделаю хоть  что нибудь  …»

3

Выбраться к Косте Пирогову я смог только под вечер. Он жил на улице Есенина.

Уже не помню толком, что меня задержало в агентстве. Какая то мелочная, недостойная мужчины суета. Я куда то звонил, кого то уговаривал. Горячился, отчего в моей речи все явственнее ощущался тот дурацкий, из анекдотов акцент.

В машине – общественной «тачке» нашего агентства – я немного успокоился. Мне всегда нравилось просто ехать. Желательно – подальше и подольше, туда, где горы и солнце.

Над Питером моросил мелкий холодный не то дождь, не то снег. Прохожие спешили куда то, оскальзываясь на остатках еще не растаявшего снега. То ли весна, то ли зима, то ли осень. Только в Питере так бывает – все в одном. Особенно в конце марта.

То ли дело в Грузии…

Помечтать о родине предков я толком не успел: прямо передо мной нарисовался дом «кораблик», где в трехкомнатной квартире жил Костя Пирогов с супрутой и детьми.

«Черт!   – я одернул себя. – Сейчас он живет  один  !»

Я остановил машину перед нужным подъездом и заглушил мотор. Посмотрел на ярко освещенные окна. Я помнил дом и подъезд. Но не этаж и номер квартиры… Последний раз я был у Кости Пирогова, когда его младшему сыну исполнился год. Это было… Вах! Аж три года назад. Сколько воды утекло.

Вышел из машины, вбежал в подъезд. На первом этаже чуть помедлил и – позвонил в одну из дверей.