– Кто там? – ответил через пару минут сомневающийся женский голос.

– Извините за беспокойство. Не подскажете, как Константина Пирогова найти? Он вроде бы в этом подъезде живет.

Дверь чуть приоткрылась – ровно на цепочку. Выцветшие серые глаза немолодой уже женщины с подозрением оглядели мою три дня небритую физиономию и отличную кожаную куртку (скажу без лишней скромности, куртка действительно была классная. Я ее купил в короткий промежуток времени между увольнением из «Трансбизнес Лимитед», разводом с третьей женой и поступлением в агентство.)

– Мы с ним вместе служили. В Афганистане, – осторожно добавил я, пристально наблюдая за реакцией женщины. Название далекой южной страны все воспринимали по разному.

– Однополчанин, что ли?

– Вроде этого.

Дверь вдруг захлопнулась прямо перед моим выдающимся носом.

И сразу открылась. Уже широко и радушно.

– Заходи, сынок. Заходи.

– А вы не боитесь чужого пускать? – Я еще медлил на пороге. – Да еще и «черного»?

– «Черные» и белые разные бывают, сынок. Разные. Ты проходи.

– Спасибо. – Я шагнул в маленькую аккуратную прихожую. Вся двухкомнатная квартирка была подстать своей хозяйке: скромная, чистенькая. Здесь веяло одиночеством. Похоже, женщине просто хотелось поговорить. Пусть и с первым встречным.

– На кухню проходи. – Хозяйка шла впереди. Она подвинула мне тщательно отремонтированный табурет. – Тебя звать как?

– Зураб. Зураб Гвичия.

– Благородное имя. – Женщина поправила передник, – Антонина Константиновна. Костя – Костя Пирогов – меня всегда тетей Ниной называл.

– Вы его знаете?

– А как же. Он и Юрка Сметанин…

(Сметании. Юрий Сметанин .

Имя показалось смутно знакомым. Я слышал его совсем недавно.

ОТ; кого? Кир? Спозаранник? Соболин?

Чёрт! Слышал же  !..)

…с моим Валькой такое вытворяли. Еще когда в школе учились. – На мгновение глаза тети Нины мечтательно затуманились. А я, признаться, впервые подумал, что у Кости Пирогова было детство. Я как то привык о нем думать как о моем сержанте, а потом – моем старшине. До этого вечера Пирогов оставался для меня солдатом и бывшим солдатом. И хорошим, надежным парнем.

– И что было потом? – спросил я через силу: смутно знакомое имя не отпускало. Я лихорадочно перебирал варианты: нет, нет и снова нет. Проклятье!

– Валька теперь большой человек. Эксперт. В Москве работает. Его в армию не взяли – он, еще когда в школе учился, сильно расшибся на мотоцикле. Полгода его в больнице выхаживали. Врачи – осторожно так – говорили, что и не встанет он на ноги. А потом… – Глаза тети Нины увлажнились от свежести давнего уже воспоминания, она промокнула их платочком. Я терпеливо ждал, что она скажет дальше. – Чаю хочешь, сынок? – спросила она. Точно так же спрашивала меня бабушка Рената, со стороны матери. В душе шевельнулось что то давно забытое. Похоже, я становился слишком сентиментальным. Это все после разговора с Киром началось. Или – возраст? Как никак скоро сорок стукнет. Недолго осталось.

Я кивнул. Антонина Константиновна завозилась у плиты.

– А Костя Пирогов? Что с ним?

– Горе у него – жена с детишками погибли. Разом, в автокатастрофе. – Я знаю, мне рассказывали.

Думай, Зураб! Думай! Сметанин Юрий. Юрий Сметанин. Проклятье!

– Ты не подумай, что он пить начал. Лучше бы запил, чем так… Почернел он весь. На мертвеца живого стал похож. А недавно тут такое случилось.

Тетя Нина налила мне чай в легкую нарядную чашку, придвинула сахарницу.