Как сегодня стало известно корреспонденту Агентства, уже установлена личность погибшего. Это Юрий Сметанин, он работал в одной из охранных фирм Петербурга. Погибшего по остаткам одежды и часам опознала мать. (Виктор Восьмеренко, 10.20.)"

– Это все? – спросил я.

– Да. Обычный бытовой пожар. Курить вредно.

– Курить вредно, – пробормотал я.

Вернулся к столу Шаховского и снял трубку телефона.

***

– Соболина нет, Зурабик, – ответила Аня, жена Володи. Мне нравился ее мягкий голос. Он словно звал к чему то высокому и далекому. – Он звонил час назад, сказал, что задерживается. Какая то там тема по наркотикам.

– Спасибо, Анечка. Извини, что побеспокоил.

– Ничего страшного. – Мне показалось, Аня немного расстроилась оттого, что мы проговорили так мало. Я попытался представить, что она делает сейчас, после того как положила трубку.

Наверное, вздохнула, с тоской посмотрела на телефон, потом, проходя в комнату сына, – на входную дверь. У кровати сына улыбнулась, коснулась рукой светлых непокорных волос.

Проклятие! Нет женщины прекраснее, чем та, кто смотрит на свое дитя. Уж я то знаю: у меня четверо детей от трех жен.

Я скинул сообщение Соболину на пейджер (Володя! Это Зураб! Позвони мне в Агентство!) и отправился в нашу комнату. Здесь было тихо и пусто. Выключенные компьютеры слепо пялились в полумрак. В столе у Зудинцева я отыскал нашу полулегальную пепельницу (Спозаранник не курил и не любил, когда курят другие). В столе Нонны Железняк мне удалось найти пакетик кофе с просроченной датой. Я немного поколебался и решил рискнуть. Кофе все таки не консервы, может храниться и подольше.

Телефон зазвонил, когда я наливал воду в чашку. Мне ее предпоследняя – третья – жена подарила еще до того, как мы разошлись. Значит, между моим сообщением и ответным звонком Соболина прошло ровно столько времени, чтобы сходить и набрать из под крана медленно текущей воды, поставить чайник. И еще малость, чтобы этот чайник нагрелся. Много что можно сделать за это время. Очень много. Например…

Я не спеша налил воду, с нарочитой аккуратностью поставил чайник. Телефон надрывался. Наконец я снял трубку:

– Слушаю.

– Князь, это Соболин. – Откуда то издалека доносилась приятная, интимная музыка. Я почему то представил, что Соболин звонит мне из какой нибудь отделанной в восточном стиле спальни, а рядом с ним – не менее восточная красавица. – Что стряслось? Что за пожар?

– Пожар был…

– Не понял? – вскинулся Соболин.

– …почти месяц назад.

– Что за дурацкие шутки, Зураб? – Володя, похоже, обиделся.

– Помнишь, в начале февраля на Есенина на пожаре погиб парень охранник?

– Конечно. У нас тогда совсем пусто было. После убийства Ратнера вообще все и вся затихли. Пришлось бытовой пожар на ленту новостей ставить. А что случилось?

– Может быть, и ничего. Володя, на убийство Ратнера не ты ездил?

– Было дело.

– Ты не помнишь, вроде бы дня за три до убийства… По заявлению госпожи Ратнер никого не задерживали?

– Мать твою! – рявкнул Володя. – Точно! Я то думаю, фамилия знакомая. Именно – Юрий Сметании!

– Это задержание тоже ты отрабатывал?

– На него Витя Шаховский ездил. Меня тогда Обнорский в Выборг посылал. Связи с местными органами налаживать.

Я обреченно вздохнул:

– Какой у Шаха пейджер?

Похоже, только одной порцией кофе не отделаешься.

***

Убийство Игоря Ратнера – коммерческого директора пивзавода «Нерпа» – открыло новый год.