– А, может быть, вы и в самом деле слышали взрыв в 22 часа?

    – Нет-нет, это было в 21 час. Передача шла уже две или три минуты, когда я начал слушать.

    – Мистер Холбурк! Я не сомневаюсь в вашей искренности, но у меня есть два свидетеля, которые тоже живут неподалеку от площадки для гольфа. И они утверждают, что слышали выстрел после 22 часов. В тот же вечер... Вы могли ошибиться, так как для вас этот вечер был не совсем обычным из-за необходимости встречать в аэропорту сестру супруги.

    Голос Бергера был коварным и убеждающим, но свидетель держался твердо.

    – Нет, я уверен, что это было как раз в 21 час.

    – Как случилось, что вы ничего не сообщили полиции сразу же после того, как прочли об убийстве в газетах?

    – На следующее утро я не читал газет, так как на рассвете мы все трое отправились в автомобильное путешествие по стране.

    – И сколько времени продолжалась эта поездка?

    – Три недели.

    – И за это время до вас не доходили слухи об убийстве?

    – Нет, не доходили! Местных газет я не видел, а в других о нем сообщалось лишь в нескольких строчках. Я не отдавал себе отчета в том, что это произошло, можно сказать, в двух шагах от моего дома.

    – Значит, только после вашего возвращения вы поняли важность слышанного вами взрыва, происшедшего три недели назад?

    – Так точно, сэр.

    – Через три недели?

    – Да.

    – Теперь согласитесь, мистер Холбрук, что вашим воспоминаниям по той же причине не хватает точности. Вы могли спутать одну передачу с другой. Вы могли принять звук детонации за выстрел...

    – Нет, это все же была передача Тилмэна.

    – Вы так думаете? – спросил Бергер, наклоняясь вперед и устремляя взгляд прямо в глаза свидетеля. – Но вы не решитесь в этом поклясться, не правда ли?

    Холбрук погрузился в воспоминания, затем – после продолжительной паузы – заговорил снова:

    – Нет, по совести, я не решусь утверждать это под присягой.

    – Благодарю вас, – сказал Бергер, поднимаясь. – У меня все.

    Судья Альварадо объявил, что закрывает заседание и назначает продолжение процесса на завтра, на десять часов утра.

    В то время как публика выходила из зала, Даттон наклонился к Мейсону:

    – Каковы мои шансы сейчас?

    – Такие, каких я и ожидал, – ответил Мейсон, складывая бумаги.

    – Вы, кажется, не слишком надеетесь на благоприятный исход?

    – Постарайтесь обо всем забыть, Даттон, и хорошенько отдохнуть в эту ночь. Никто не знает заранее, в какую сторону склонится мнение присяжных.

    Адвокат поклонился служителю и полицейскому, которые пришли за Даттоном, и, ободряюще улыбнувшись Делле, вышел из зала суда.

    Оказавшись у себя в кабинете, Мейсон сбросил с лица улыбку и выражение спокойной уверенности и попросил Деллу вызвать Пола Дрейка.

    – Нам нужно что-то делать, иначе наш клиент будет признан виновным в убийстве.

    – Ты считаешь, что дела настолько плохи? – спросила Делла сочувственно.

    – Да. Я полагаю, что присяжным совсем не нравится тот факт, что Даттон распоряжался деньгами без ведома Дезире Эллис, заставляя ее думать, что ко времени истечения поручительства ей ничего не останется.