– Лежи, дура, – прошептал я.

– Пустите, – сказала она.

– Лежи, говорят… Шмальнет над полом, и все – салют Мальчишу!

Я ждал второго выстрела, но его не было. Я сказала Полине в ухо: выползаем, – и пополз вон, собирая на светлые джинсы пыль. Следом выбралась Полина…

– Забей гол Японии, – сказал я.

– Что? – сказала она. – Какой Японии?

– Японской… Ты зачем пришла? Я тебе велел в машине сидеть.

– Не ругай меня, Андрюша. Мне очень страшно… Он нас убьет?

– Будешь соваться – убьет, – пообещал я. – Милиция тут есть?

– Кто?

– Милиция, Полина… Ми ли ция.

– Наверное, – неуверенно сказала она.

– Иди ищи.

– А ты?

– А я тут погуляю, – ответил я.

Полина пошла по дорожке. Два или три раза оглянулась… Красивая женщина, подумал я.

Она ушла. Я поднялся с крыльца и пошел вдоль дома. Я обогнул дом… Одно окно гостиной было плотно зашторено, но во втором между шторами был просвет. Я осторожно заглянул. Островский стоял ко мне спиной, пил водку из горлышка. Пламя камина освещало темную комнату.

Островский поставил бутылку на стол, взял со стола тетрадку. Вырвал из нее листок, скомкал и вытер им лицо. Потом швырнул листок в камин. Комочек бумаги вспыхнул… Рукописи, значит, не горят?

Признаюсь мне хотелось задушить Федьку – этого маленького подленького Геростратика, страшную «жертву режима»… А если не задушить, то хотя бы разбить морду.

А Федька вырвал вторую страницу, потом третью. Ах, как они вспыхивали! Я постучал по стеклу – Островский сразу обернулся, схватил со стола ружье… Я присел, крикнул:

– Федор! Федор, давай поговорим.

Сверху меня осыпало стеклом и щепками от рамы. Просвистела дробь… Вот ведь сволочь какая!

– Эй, Об обнорский! – закричал Федька. – Т ты живой?

– Живой я, Федя. Хватит тебе стрелять то. Выйди, поговорим.

– Д да вот хуй т тебе в обе руки.

Я выглянул – Федор стоял возле стола и заряжал ружье.

– Федор, – сказал я. – Брось ты на фиг… давай накатаем явку с повинной.

Островский захлопнул стволы и вскинул ружье. Я присел.

– С сейчас я с сожгу этого Т т троцкого, а потом п пришью тебя, Об обнорский. Ты м мудак.

– Мудак я, мудак, – согласился я совершенно искренне. – Давай поговорим спокойно.

– П пошел на хуй! – ответил Федор и снова засадил в окно. На этот раз дробь перерубила раму…

Вот так мы и общались, пока не приехала милиция. Три дюжих мужика в бронежилетах и с автоматами приехали на УАЗе и стали кричать, чтобы Федька выбросил ружье в окно, а сам выходил на крыльцо… А Федька в ответ кричал, что пусть менты у него отсосут.

– Ты сам у меня отсосешь, гнида, – сказал старшина и швырнул в окно дымовую шашку. Секунд через двадцать дверь распахнулась и на крыльцо вышел Федор.

В руке он держал ружье с наполовину отпиленными стволами.

– Бросай ружье! – закричал сержант, направляя автомат на Федьку. Федька приставил стволы к левой стороне груди.

– Смотри, Поля, – сказал он и нажал большим пальцем на спуск.

– Федор! – закричала Полина.

Тело Федора швырнуло в дверной проем.

Сержант снял каску и вытер рукавом лицо.

***

– Репортеры, – сказал Повзло.

– Я знаю, – ответил я.