– И что?
– В общем то ничего. Но тот самолет разбился.
– Очень поучительная история, – сказал я.
Скрипка улыбнулся, а Соболина посмотрела на него с тревогой. Потом обернулась ко мне:
– Ты что то хотел, Андрей?
– Я хотел бы видеть сотрудников на рабочих местах. Тем более, если сотрудник – начальник отдела. Вы согласны, Анна Владимировна?
– Э э… может быть, я могу тебе помочь, Андрей?
Скрипка улыбнулся улыбкой голодного крокодила.
– Может быть, – сказал я. – У кого в Санкт Петербурге можно проконсультироваться по личности Троцкого?
– У Елены Петровны Кондаковой из музея политического сыска, – отчеканила Соболина.
Скрипка повернулся и пошел в глубь коридора.
***
В тот день музей политического сыска для посетителей был закрыт. В залах царила тишина… Впрочем, здесь, наверно, никогда не бывает шумно. Елена Петровна Кондакова встретила меня в фойе.
У нее были внимательные ироничные глаза. Очень опасные глаза.
– Итак, Андрей Викторович, – сказала она после взаимных любезностей, – чем я могу вам помочь?
Не знаю, показалось мне или в словах Кондаковой действительно был скрытый подтекст: что же это тебя, криминального писаку, привело сюда? Здесь дешевкой не торгуют.
– Елена Петровна, – ответил я, – мне рекомендовали вас как специалиста по Троцкому.
Она улыбнулась и сказала:
– Напрасно. Когда то я действительно была увлечена изучением наследия Льва Давидовича Троцкого, но специалистом себя назвать не могу. А что конкретно вас интересует?
– В вашем музее есть тексты, исполненные Троцким?
– В Санкт Петербурге нет ни одного автографа Троцкого.
– Вот так?
– Именно так. Найти подлинный автограф Троцкого – невероятная удача для любого исследователя. Выезжая из страны в двадцать девятом году, Лев Давидович вывез весь свой архив. Это чудо, что Сталин позволил ему такое… Впрочем, шел, я напомню, двадцать девятый год.
Спустя всего три четыре года это было бы уже невозможно. Потом, уже в Мексике, Троцкий остался без средств к существованию и вынужден был продать свой архив Гарвардскому университету.
– Неужели все документы Троцкого попали в Гарвард?
– Нет, конечно. За время своей политической деятельности он написал тысячи писем, записок, статей. Он был невероятно работоспособным человеком. По всему миру разбросаны сотни документов с его автографом.
– И тем не менее в России документов не сохранилось?
– В этом, Андрей Викторович, нет ничего удивительного… Когда Сталин развернул масштабнейшую антитроцкистскую кампанию, хранить письма Троцкого стало опасно. Те, кто имел хотя бы клочок бумаги с подписью врага народа, сам становился врагом народа. Люди избавлялись от любого материального доказательства связи с Троцким. Впрочем, это не спасало. Тысячи большевиков были репрессированы только за то, что работали с ним…
– М да… Но ведь не могли же быть уничтожены ВСЕ документы? Так не бывает, Елена Петровна.
Елена Петровна улыбнулась:
– Конечно… Всегда что то остается. Но пока я не видела ни одной записки Льва Давидовича. Я имею в виду – в подлиннике. Почему, Андрей Викторович, вас это интересует – нашли часть архива среди «бриллиантов Косинской»?
О Господи! Опять «бриллианты Косинской»! Связался я со Светкой на свою шею!… Я тоже улыбнулся, ответил:
– Нет, среди бриллиантов Косинской – нет… Скажите, Елена Петровна, а в архивах… например, в архивах НКВД, могли сохраниться письма, статьи, дневники Троцкого?
– Сомнительно. |