Наверное, такое же чувство испытывает космонавт, когда он, покинув корабль и крутясь в невесомости, видит, как вокруг него быстро вращается звездный свод, – свое полное ничтожество в присутствии до этого казавшихся совершенно невероятными сверхъестественных сил и понятий – в которые теперь он просто не мог не уверовать.
– С вами все в порядке? – На него внимательно смотрел Сол Гоковски.
– Нет, – ответил Трэйс, – мне паршиво – хуже некуда. А чего еще ожидать? Мне плохо от недоедания, от последствий инъекций наркотиков и неподвижности, от этой проклятой электрической ШТУКИ, которая сторожит нас. А еще – страх!
– Эта «проклятая электрическая штука» – демон, – вмешался Каструни, поднимаясь на ноги. – Я знаю, так как уже встречался с ним раньше – причем трижды. Это Демогоргон, призванный антихристом Хумени. Он – посланец его отца здесь, на земле. Сторожевой пес сатаны. И пес свирепый! Если мы уничтожим Хумени, то он уберется восвояси. Сейчас мы и попытаемся поймать его в ловушку там, внизу, при помощи плиты. Для этого нам нужно уложить плиту над входом в подземелье.
– Лендровер, – кивнул в сторону машин Гальбштейн. – Лендровер и цепь.
Хумени придумал правильно: и я именно так вытащил плиту оттуда: установил лебедку на скале и вытянул камень в естественное окно, а потом поднял на вершину при помощи лендровера.
– Пойду пригоню машину, – сказал Трэйс.
Он заковылял к лендроверу (снова эта его проклятая нога, только еще хуже чем обычно), с трудом завел двигатель и рывками подогнал машину туда, где ожидали остальные. Сеть Демогоргона явно как то влияла на зажигание: двигатель то и дело захлебывался. Затем он развернул лендровер и стал ждать, пока остальные не обвяжут плиту цепью. Наконец Каструни уселся в кабину рядом с ним.
– О'кей, Чарли, трогай. До полуночи осталось двадцать минут. Но все может начаться в любую минуту!
Трэйс подъехал к темному зеву входа в подземелье, протащив плиту всего ярдов двадцать. Расстояние по любым меркам незначительное, но если бы людям пришлось нести тяжеленную гранитную плиту на руках, оно показалось бы им милей. Затормозив, Трэйс удивленно произнес:
– Начаться? А разве мало того, что уже произошло?
– Помните, что я рассказывал вам о мухах и саранче? – прокричал Каструни, стараясь перекрыть внезапно усилившиеся треск и шипение сети. – Так вот, должно быть и еще что то. Похоже, что в ту ночь самое худшее я пропустил. Жабы и мошки… Так во всяком случае считает Сол.
– Правда? И мы все это увидим?
– О, да! Хумени предупреждал своего бандюгу, чтобы тот не пугался. Я слышал их разговор из укрытия, и наверняка речь шла именно об этом. Впрочем, этот убийца, в отличие от нас, уже ничего не увидит!
Каструни вылез из машины и поспешил на помощь профессору Гальбштейну и Солу Гоковски, которые с трудом пытались уложить плиту поперек входа в подземелье шириной в двадцать четыре дюйма. Слева и справа оставались щели, но с этим ничего поделать было невозможно. Наконец они закончили.
– Теперь ему не выйти, – удовлетворенно заметил Гоковски. – Вес плиты, конечно, не остановил бы его, но ее власть наверняка остановит.
До полуночи оставалось пятнадцать минут. Их по прежнему окружала мерцающая, шипящая и потрескивающая сеть, в небе все так же клубились кипящие тучи. На темных склонах холмов догорали трупы израильских солдат и техника. У Трэйса по спине побежали мурашки от предчувствия чего то ужасного.
Остальные ощутили то же самое.
– Начинается, – хрипло заметил Гоковски.
Трэйс дотронулся до рукава черного маскировочного одеяния Каструни.
– Прежде чем «начнется», хотел кое что у вас спросить: вы же погибли – я сам был тому свидетелем… ?
– Нет. |