Костасу Каструни исполнилось шестьдесят пять, но выглядел он лет на десять старше. Сын несколько мгновений пристально вглядывался в его изборожденное морщинами лицо, потом, чтобы не выдавать охватившей его тревоги, с трудом заставил себя широко улюбнуться. Ведь в выпавших на долю отца бедах он отчасти винил и себя. Старик тяжело переживал его бегство, за ним последовал очередной удар – смерть жены, а потом настали нынешние тяжелые времена. Но…

– Ты неплохо выглядишь, отец, – солгал он. – Почти так же, как в тот день, когда мы с тобой расстались.

– Ха! – воскликнул явно польщенный отец. Но в то же время сам он считал себя не в праве солгать сыну: – Хотел бы я сказать то же самое и про тебя, Дими. Но твои волосы! Они совершенно седые. Похоже, трудные у тебя были времена, сынок.

– Трудные? О, да, трудностей мне пришлось пережить немало. Но поседел я вовсе не от этого. В этом виновата та история, что приключилась со мной в Израиле, в развалинах древнего города на берегу Галилейского озера. – Он помрачнел и нахмурился.

– Что такое, сынок?

– Отец, поначалу – когда ты только появился в комнате – я не очень внимательно тебя слушал. Но, помнится, ты упомянул о каком то знамении и еще о человеке, якобы знавшим меня еще по Израилю. Кто он? Кажется, ты даже назвал его по имени…

– Хумени. Его зовут Джордж Хумени. По моему он армянин. Хотя имя у него довольно странное. Я знаком с большинством армян в Ларнаке, но никто из них не носит фамилию Хумени. А этот человек говорит, что приехал сюда отдыхать – загорать и купаться. Он очень богат – это точно, потому что привез с собой троих слуг. И, к тому же, очень стар. Хотя, впрочем, может быть и нет, я не уверен…

Димитриос снова нахмурился – у него появлялось все больше поводов для подозрений. – А какое этот Хумени имеет отношение к тебе?

Его отец пожал плечами.

– Он живет на нашей вилле на побережье. Снял ее на десять дней. А поселился всего пару дней назад. До него там жила чудная семья одного английского мичмана из гарнизона в Дхекелии, но месяц назад они уехали в Германию. Через несколько недель туда должна въехать другая английская семья, но пока дом пустовал… – он снова пожал плечами, – … а этот Хумени предложил хорошие деньги.

Упомянутая Костасом «вилла» на самом деле была просто вторым домом, который он в свое время построил на берегу моря в уединенном местечке между Ларнакой и Дхекелией, просторное жилище, куда он собирался переехать, оставив дом в Ларнаке сыну когда и если тот обзаведется женой. Но после того как Димитриос был вынужден бежать с острова, старик начал сдавать дом в аренду и сдавал вот уже без малого двадцать лет. Дочерям он был не нужен – они обе вышли замуж за людей, имеющих собственные дома.

– Значит, говоришь, Хумени, – Димитриос, все еще хмурясь, задумчиво потер нос. – И он утвердает, что знал меня в Израиле под моим настоящим греческим именем? Это маловероятно. Лично я что то не помню никого по фамилии Хумени. Честно говоря, я вообще не припоминаю никаких знакомых армян!

Старик засопел.

– Может он это так… разговор поддержать. По крайней мере, он вроде бы ничего не знает ни о тебе, ни о твоих проблемах, а уж я, поверь, ни за что бы ему ничего не рассказал. В принципе, он и не спрашивал. Да и с чего бы?

"Действительно, с чего бы? Но, с другой стороны… "

– Значит, Хумени, – снова задумчиво повторил Димитриос.