Будь на пляже хоть котенок, мы и то сразу заметили бы его прямо отсюда. А если там кто нибудь и был, так давно уже смылся. Да и следов скорее всего не осталось: пляж то галечный. (Это, скорее всего, тоже американец, но, в то время как первый говорил с опаской, этот второй голос казался немного насмешливым. Этаким голосом человека, полностью уверенного в себе.)
– А может проверить ту рощицу между дорогой и пляжем? – снова послышался опасливый голос. Каструни скрипнул зубами: именно там он оставил машину.
– Проверяй, коли не лень, – презрительно фыркнул второй. – По моему, напрасно ты дергаешься. Давай лучше так: ты обойдешь дом с этой стороны, а я – с той. Встречаемся у главного входа. Если в саду никого не окажется – ну и ладно. Лично я никуда идти не собираюсь. Мне гораздо больше хочется узнать, что наш Джорджи собирается делать с этими бабами!
Первый голос предостерегающе заметил:
– Ишь ты какой! Ну, попробуй, только смотри – услышит он что ты тут болтаешь – яйца тебе оторвет!
– Кое кто уже пробовал, – проворчал второй.
– Парень, вместо которого тебя взяли, любил повторять то же самое. А ведь так до сих пор и не известно, куда он делся…
В ночи снова послышались негромкие шаги – эти двое явно обходили дом с разных сторон. Каструни по прежнему лежал неподвижно, надеясь лишь что ногу внезапно не сведет судорога и удивляясь на что это такое он наткнулся в темноте. Когда до него снова донеслись голоса – маслянистый иракский и еще один – отточенный английский – он протянул руку и стал шарить вокруг, пытаясь нащупать штуку, которую задел в темноте. И стоило только его пальцам коснуться непонятного предмета, как он тут же понял, что это. Покрытый пластиком стальной корпус, пистолетная ручка, предохранитель. Длинный тяжелый гарпун, до сих пор закрепленный над стволом: это было его старое ружье для подводной охоты!
Он ощупал натяжные резинки и понял, что они почти полностью сгнили. Но ведь вместе с ружьем он хранил и жестянку с откидной крышкой! В памяти Каструни тут же всплыли картины двадцатилетней давности. В этой жестянке он всегда хранил кое какой инструмент и разные запчасти: резинки, наконечники трезубцы для гарпунов, немного талька и маленькую бутылочку с маслом.
Запасные резинки… "Интересно, – подумал Каструни, – сохранились они, или нет? " Он дождался пока те двое не встретились у входной двери, не вошли в дом и их голоса не присоединились к негромкому разговору других двоих, потом нащупал коробочку, открыл ее и вытащил запасные резинки. Они до сих пор были как новенькие! Все еще пытаясь разобрать о чем говорят внизу – если не суть, так хотя бы тон, в котором ведется разговор – он снял с ружья старые резинки, поставил новые и принялся смазывать механизм. Наощупь гарпун казался ржавым – настолько, что трезубец намертво приржавел к нему – но само ружье было как будто в рабочем состоянии. Молясь про себя чтобы резинки не лопнули, он медленно натянул их и зарядил ружье, затем осторожно положил его рядом с собой. Теперь его успокаивало даже одно сознание того, что оно лежит под рукой.
Голоса внизу стали громче и Каструни показалось, что двое говорящих чем то рассержены. Он бесшумно пополз вперед и полз до тех пор, пока не добрался до дырочки в потолке холла. Прильнув к ней глазом, он увидел, что прямо под ним стоят четверо. Его взгляд упирался почти прямо в их макушки. На стоящей у стены деревянной скамье полулежала женщина, судя по чертам и одежде принадлежащая к семье богатых турков киприотов. Голова ее была запрокинута назад и Каструни заметил, что она молода и очень красива, но при этом либо пьяна, либо накачана наркотиками до полубессознательного состояния! Справа от четверых стоящих мужчин виднелась открытая дверь, ведущая в коридор куда выходили двери двух спален. |