Хумени рассмеялся похожим на бульканье канализационного стока смехом и кивнул.

– Ну, как знаешь. Тогда отъедь куда нибудь, посиди в машине и выкури сигарету другую. Но возвращайся не позже чем через час. К тому времени все закончится и нам останется лишь поскорее убраться с этого острова. Завтра здесь будет слишком жарко. Как говорится, ситуация резко обострится. Или, если угодно, здесь, можно сказать, воцарится сущий ад. – И он снова рассмеялся.

Было заметно, что Уиллиса передернуло, но он быстро взял себя в руки.

– Лично мне почему то кажется, что он воцарится здесь гораздо раньше, – заметил он. – Я даже склонен думать, что это произойдет в ближайшее время… – Он направился к выходу. – Хорошо, я немного прокачусь, но скажи мне только одно… – он остановился у самой двери и полуобернулся. – Почему именно здесь? Да, конечно, я понимаю, что ты хочешь стравить между собой греков, турков и англичан… но почему именно этот дом? Ведь ты оговорил это особо: что все должно случиться в доме Костаса Каструни. И упоминал его имя почти во всех своих инструкциях. Так почему именно он? Чем он тебе так насолил?

– Старик то? Ничем, – ответил Хумени. – Причина в его сыне, притом дело это очень и очень давнее. А сделал он… Ты же видел меня, Бернард. Так что и сам знаешь.

Услышав это, Димитриос Каструни буквально похолодел. Даже несмотря на все свои чудовищные подозрения, он буквально не верил своим ушам. Но сейчас ему было видно лицо Уиллиса: тот сильно побледнел и спросил:

– Значит сын старика как то связан с… с этим?

Хумени кивнул.

– Да, это именно его рук дело. Наверное можно сказать, что он оставил меня в ослах, да? – Но на сей раз Хумени не засмеялся и даже не усмехнулся своей собственной шутке. – Просто свожу старые счеты, вот и все.

А поскольку я еще не выследил его самого – человека, который сделал со мной такое – то пока хочу заставить расплатиться его отца. И расплатиться сполна!

В голове у лежащего прямо над ними Каструни все смешалось. Он лихорадочно пытался осмыслить услышанное. В конце концов, он понял, что подтверждаются наихудшие его опасения. И теперь, чтобы окончательно убедиться в этом, ему хотелось лишь одного – как следует рассмотретьт лицо Хумени. О, он отлично знал, как будет выглядеть это лицо, но все равно должен был его увидеть. А после этого, если он, Димитриос Каструни, хочет хоть мало мальски спокойно и дальше жить на этом свете, ему останется только одно – останется сделать одно единственное дело. Он должен будет убить человека, теперь называющего себя Джорджем Хумени.

Когда Уиллис вышел из дома, а Хумени направился в коридор, ведущий к спальням, Каструни, извиваясь всем телом, отполз назад и наконец ощутил под рукой гарпунное ружье. В тесноте и пыльном сумраке пространства между крышами он погладил рукоятку и скрипнул зубами. Затем, неловко держа оружие перед собой, снова пополз вперед и, наконец, оказался над первой из спален. Там он смахнул с досок толстый слой паутины и осторожно приник глазом к крошечному отверстию. Если при его движении и слышался какой нибудь шум, то его наверняка заглушил хруст гравия под колесами отъезжающей от виллы машины Уиллиса и те звуки, которые производил в комнате под ним сам Хумени. Во всяком случае, Каструни на это очень надеялся.

Но если он рассчитывал, что хоть здесь наконец то сможет увидеть лицо предполагаемого армянина, то снова ошибся. Крошечная спальня под ним была освещена лишь тусклой керосиновой лампой, причем, помимо того, что светила она еле еле, так еще и струйка, поднимающейся к потолку едкой копоти невыносимо разъедала глаза, напряженно вглядывающемуся в полумрак Каструни.

Хумени точно находился здесь – у изножия кровати виден был его темный силуэт со склоненной будто в молитве головой.