В этот момент один из четверых – тот, что стоял как то необычно наклонившись и немного раскорячившись и которого Каструни видел только со спины, снова заговорил, причем тем самым вулканически текучим, похожим на жидкую лаву голосом:
– Туда, я сказал! Отведите ее во вторую комнату и положите на кровать рядом с англичанкой. – В его голосе чувствовалась властность – и едва замаскированная угроза. Скорее всего это и был Хумени.
Один из американцев – высокий худой человек с гладко зачесанными назад светлыми волосами приблизился к нему.
– А я еще раз спрашиваю – зачем? Послушай, Джорджи, я не имею ничего против этой работы. И деньги неплохие, да и путешествовать мне тоже нравится. Но, понимаешь, я привык знать, что делаю. Ненавижу работать вслепую.
– Вот как? – спросил Хумени. – Неужели твой прежний босс находил время всегда все тебе объяснять? Неужели мафия всегда так шла тебе навстречу? Неужели тебе всегда объясняли, что к чему и почему? Послушай, Гарсия, пойми – ты до сих пор жив только потому, что мне были крайне нужны услуги человека такого, как ты, и мне порекомендовали тебя. Ты специалист по похищениям и убийствам. Сколько ты уже со мной? Три недели, месяц? Так вот, единственный талант, который ты до сих пор проявил, это крайне нездоровое любопытство! Смотри, как бы оно тебя не погубило – я всегда могу отправить тебя обратно, в ласковые руки Майка Спиннети.
Человек, которого назвали Гарсией, заметно сник. Он отступил назад, потупился и промямлил:
– Да нет, я просто подумал, что…
– Ты слишком много думаешь! – рявкнул Хумени. – Причем, в основном о бабах. В этом вся твоя беда, не так ли? В женщинах! Ты всегда считаешь, что имеешь право на свою долю добычи – даже когда никакой доли тебе и не причитается. Именно поэтому Семья так и относится к тебе. Постыдился бы, Гарсия! Ведь та девушка тоже была из Семьи. Так вот, запомни, ЭТИ женщины – мои! Мои, слышишь? Пусть только на одну сегодняшнюю ночь. И сейчас я ревную их даже сильнее, чем могла бы ревновать мафия. Кстати, Гарсия, когда мы вернемся в Америку, как тебе лучше заплатить – золотом, или ты предпочитаешь другой тяжелый металл?
Тот, с кем он говорил, был заметно напуган и что то залопотал, нервно размахивая руками. Похоже, он пытался оправдываться, но Хумени резко оборвал его:
– Довольно! Делай, что говорят! Оттащи ее во вторую комнату, уложи на кровать рядом с английской девушкой и постарайся держать подальше от нее свои жадные ручонки. А ты… – Он неловко, как калека, полуобернулся к стоявшему рядом с Гарсией человеку, – … ты помоги ему.
Два американца подхватили одурманенную и не сопротивляющуюся женщину, сразу же повисшую у них на руках, как мешок с картошкой. Ворча себе под нос, они вытащили ее за дверь и исчезли из поля зрения Каструни.
Хумени протянул руку к двери и закрыл ее за ними, а затем неуклюже повернулся к англичанину.
– Уиллис, – послышался его булькающий шепот, – сдается мне, этот Тони Гарсия может причинить нам кучу хлопот – если, конечно, мы ему позволим.
Когда все кончится, напомни мне, чтобы я принял соответствующее решение.
Его собеседник кивнул. Безукоризненно одетый и обладающий великолепной выправкой, он молча стряхивал с рукава невидимые пылинки. Затем на своем идеальном английском, он произнес:
– По видимому, нечто вроде серной кислоты, не так ли? Полагаю, решение будет именно таким? У меня с детства были проблемы с химией. – Голос его был холоден, как лед, и говорил он размеренно, как автомат.
Хумени усмехнулся.
– Вот это то мне и нравится в тебе больше всего, Бернард Уиллис, – сказал он. – Даже в твоих шутках нет ни капли чувства! Думаю, стоит поручить именно тебе заняться Гарсией, а? Может хоть тогда ты посмеешься от души…
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
У Каструни даже мурашки побежали по коже. |