Он позвонил скупщику краденого в «букинистическую лавку» на Холлоуэй Роуд и, услышав в трубке знакомый голос, сказал:

– Джо, это Чарли. Помнишь, я тебе говорил, что у меня на днях появятся новые книжки? Так вот, они у меня. В принципе ничего срочного, но, тем не менее, хотелось бы поскорее передать их тебе.

– И скоко ж их у тебя, Чарли? – Джо Пелхем был настоящим лондонским кокни со вполне соответствующим выговором. Кроме того, по его голосу всегда чувствовалось, что он опасается подвоха.

– Почти четыре кило.

– Фу ты, ну ты! – удивился Пелхем. – Да ты, никак опять нашалил? Поди целую библиотеку обобрал?

– Когда? – спросил Трэйс, не в силах удержаться от улыбки.

Из трубки донеслись скребущие звуки – это Джо задумчиво почесывал свои вечно заросшие щетиной щеки.

– Видать, раньше вторника ничего не выйдет, приятель. Все зависит от книжек. То есть, я хочу сказать, с ними не будет проблем? У тя там старье, новье или чо? А разыскивать их кто нибудь будет?

– Нет, – ответил Трэйс. – Во всяком случае, пока. Но, думаю, и тянуть с ними особенно не стоит. Возможно, они заражены грибком, и он может перекинуться на другие. Я взял их оптом у вдовы одного коллекционера. Если хочешь, можешь поговорить еще с кем нибудь, и разделить партию, чтобы…

– Позволь уж мне самому решать что с ними делать, сынок, – ответил Пелхем. – Да, кстати, а кто был покойный? Этот самый коллекционер? Я, случаем, его не знаю?

– Думаю, тебе и самому не захочется знать, Джо, – сказал Трэйс. – Ничего хорошего из этого не выйдет. К слову сказать, сколько ты мне за них заплатишь?

– Как всегда – шестьдесят процентов. В наше время больше те никто не заплатит – даже и это чересчур. Учитывая грибок и все такое прочее. В любом случае, думаю, это по честному. Я, вишь, как раз поэтому и не могу ничего сделать раньше вторника.

– О'кей. Значит во вторник. Когда будешь готов – звякни.

– Заметано, сынок – пробурчал его собеседник. – Покедова…

Оформление интерьеров верхнего зала и бара «Корабля» по идее должно было напоминать внутренности средневекового галеона. Однако, Трэйс придерживался мнения, что затея не удалась и предпочитал нижний зал, где были устроены небольшие, на четыре персоны каждый кабинеты, создающие некую видимость уединения. Когда бармен позвонил ему, он вскоре явился в паб и увидел, что у стойки, где разливают пиво, уже толчется с полдюжины завсегдатаев, а в одном из кабинетов сидит довольно пожилой, хотя и бодрый с виду высокий и крепкий мужчина, с нетронутой пинтой пива на столике перед собой. Бармен за стойкой перехватил вопросительный взгляд Трэйса и легким кивком указал на мужчину за столиком. Трэйс заказал кружку пива, взял ее и присел за столик напротив незнакомца.

Несколько долгих мгновений они разглядывали друг друга и у Трэйса создалось впечатление, будто его визави пытается отыскать на его лице какую то примету или знак, указывающий на то, что перед ним именно тот, кто ему нужен.

На вид человек этот явно был греком, хотя и более смуглым, чем греки постоянно живущие в Лондоне. У него было симпатичное обветренное лицо человека, привычного к яркому солнечному свету. Сразу было ясно, что это уроженец Средиземноморья. Только одно в его облике никак не соответствовало желтоватым стенам из песчаника, оливковым рощам и осликам, груженым бурдюками с водой – его волосы. В них не было ни единой темной пряди. Даже будь грек альбиносом, они и то не могли бы быть более белыми. Даже для человека под семьдесят – сколько, видимо, и было греку – такая снежно белая шевелюра казалась какой то неестественной…

А в остальном… греку легко можно было бы дать и пятьдесят.