Хоть так неудобно на гнутом для расслабки реечном парковом диване, Демидов сидел будто аршин проглотил, с прямой спиной, с прямой шеей, с ориентированным на прямоту спины и шеи затылком – торчком. Сделал губы трубочкой, звучно втянул в себя воздух и приступил к повествованию. Точно по газете читал:

– В последнее время говорят о самоубийстве предпринимателя Горошкина, который в недавнем прошлом был видным партийным функционером. Наша бригада, в составе которой находился и я, приступила к дознанию по факту самоубийства. Была проведена первоначальная работа, давшая весьма любопытный результат: многие нестыковки в версии о самоубийстве. Однако, в связи с тем, что во время обыска на квартире Горошкина была обнаружена весьма солидная сумма в валюте, группа КГБ, которая по своей инициативе появилась на месте предполагаемого самоубийства сразу же вслед за нами, эта группа потребовала передать дело Горошкина ей, что нашим начальством и было сделано. Последнее, что успел сделать по этому делу я, это запросить вдову, которая была, естественно, в горе, но лишать себя жизни в связи с гибелью мужа не собиралась. Но, оказывается, собиралась. Милиция успела всего лишь зафиксировать самоубийство вдовы, как вся наша бригада была окончательно отстранена.

Я, Александр Иванович, пришел к выводу, что обе версии – версия о самоубийстве Горошкина и версия о самоубийстве вдовы, основаны на примитивных внешних фактах и не выдерживают серьезной критики. Я уверен, что это убийство, замаскированное под самоубийство.

Демидов, наконец, откинулся на спинку скамьи, давая понять, что монолог завершен. Лихо завершен, на самой высокой ноте. Смирнов даванул мгновенного косяка на демидовский профиль: надеялся поймать в послемонологовой расслабке неконтролируемые эмоции. Но профиль был тверд и только. Тогда Смирнов решил задать ничего не значащий вопрос:

– И что же ты со своей уверенностью собираешься делать?

– Вот я и хочу с вами посоветоваться.

– Валюта, – уважительно произнес Смирнов. – Тут не зацепишься рапортом о незаконности передачи, это, действительно, их дело. Рапорт по собственному начальству – сам понимаешь, акт если не бессмысленный, то мало что дающий и во всяком случае чрезвычайно опасный для тебя, Демидов. Так что дыши в сторонку и помалкивай.

– Не могу молчать!

– Ишь ты, Лев Толстой, – прокомментировал темпераментное заявление Смирнов, теперь в открытую изучая демидовский профиль. – Кричать, следовательно, собираешься?

– Не знаю, – вдруг увял Демидов. – Но ведь надо чтобы кто-нибудь узнал!

– Вот я узнал и что? – задумчиво заметил Смирнов.

– Александр Иванович, у вас в российском руководстве концов нет? отчаянно поинтересовался Демидов. – Может они чего-нибудь могут?

– Они чего-нибудь могут, – подтвердил Смирнов. – Но концов у меня нет.

– А если я сам туда пойду? Только к кому…

– Так ты считаешь, что эти фальшивые самоубийства, на самом деле политические убийства, – не спросил, констатировал Смирнов.

– Считаю, – без колебаний рубанул Демидов.

– А как твой начальник Леня Махов ко всему этому относится?

– Да никак. Передал дела и все. Баба с возу – кобыле легче.

– Как тебя зовут? А то я все Демидов да Демидов…

– Владимир Игнатьевич. Володя.

– Не суетись, Володя. Я постараюсь тебе помочь.

– Спасибо, Александр Иванович, – Демидов встал.

– Пока не знаю за что, – продолжая сидеть, заметил Смирнов. – Завтра, то есть сегодня, часикам к восьми вечера подойди сюда ко мне.

– Спасибо еще раз и до свидания, – уже убегая, прокричал Демидов.

Ушел Демидов, ушел.