Он был так далеко от Терры, так беден, так суров – хотя и более гостеприимен, чем сестра‑планета, но сам по себе малопритягателен. К тому времени когда терране освоили бы все более соблазнительные миры, Эней, скорее всего, был бы уже обжит ифрианцами, которым он подходил гораздо больше, чем Homo sapiens.
А насколько подходил он Строителям, все эти неисчислимые века тому назад, когда еще не появились дидонцы, а на Энее катили волны океаны?..
– Простите меня. – Десаи понял, что замечтался. – Я отвлекся. Да, мне случалось размышлять о… о соседях, – вы ведь так их называете? Влияние такого соседства на ваше общество должно быть огромным – не только в плане неиссякаемых возможностей для исследований, но и как… как пример.
– Верно, особенно в последнее время, когда, как нам кажется, в некоторых случаях удалось достичь настоящего понимания, – ответила Татьяна. В ее голосе зазвучала увлеченность. – Вы только подумайте: такой необыкновенный образ жизни, и мы оказались здесь, чтобы наблюдать… и размышлять. Может быть, вы правы, комиссар: мы здесь, на Энее, стремимся к возможности преодолеть ограничения человеческой природы. Но также возможно, что мы правы в этом своем стремлении, – Татьяна широким жестом показала на небо. – Что мы такое? Искры, разлетающиеся от костра Вселенной, чье возникновение – бессмысленная случайность? Или дети Бога? Составляющие, инкарнации божества? А может быть, семя, из которого Бог еще только должен родиться? – Немного спокойнее девушка продолжала: – Мы, поклонники космогнозиса, считаем – туг вы правы, нас вдохновили дидонцы с их непостижимым единством, с их поверьями, стремлениями, поэзией, мечтами, как ни мало мы можем это все понять, – мы считаем, что Вселенная стремится стать чем‑то большим, нежели она есть, и что долг тех, кто достиг высшего уровня, помогать своим менее развитым собратьям…
Взгляд Татьяны устремился к фрагменту стены – чему‑то, бывшему когда‑то чем‑то… – сколько столетий ни миновало, это что‑то все еще сохраняло свою индивидуальность.
– Как это делали Строители, – закончила она, – или Старейшие, как их зовут землевладельцы, или… впрочем, у них много имен. Те, кто пришел раньше нас.
Десаи вскинул голову.
– Не хотел бы оскорблять ничьих религиозных чувств, – произнес он с запинкой, – но, если говорить по существу, хотя существование древней космической цивилизации, оставившей следы во многих мирах, несомненно, трудно все‑таки переварить энейское представление о том, что ее представители перешли на высшую степень духовного развития, а не просто вымерли.
– Но что могло бы уничтожить такую цивилизацию? – с вызовом ответила Татьяна. – Не кажется ли вам, что даже мы, человечество, со всеми своими слабостями и недостатками, теперь уже распространились так широко, что нас невозможно полностью уничтожить? Или, если мы исчезнем, разве не останется инструментов, произведений искусства, синтезированных материалов, окаменевших костей – следов, по которым нас можно было бы опознать и через миллионы лет? Так почему же Строители должны были нам в этом уступать?
– Ну, – не уступал Десаи, – можно себе представить и такое: короткий период экспансии, когда на чужих планетах создавались лишь научные базы, без настоящей колонизации этих миров, потом упадок материнской планеты…
– Это только предположения, – прервала его Татьяна. – На самом деле вы просто не можете найти черную кошку в темной комнате, потому что ее там нет. Я же думаю, и этот взгляд многие мои коллеги разделяют, что Строителям просто не нужно было больше того, что они уже имели. К тому времени, когда они появились на Энее, они уже переросли надобность в материальном могуществе. |