С тех пор как она стала профессором‑исследователем, студенты относились к ней с почтением. Поэтому ей понадобилось какое‑то время – она ведь так страдала без Айвара, страх за него так ее преследовал, – чтобы понять, что ее избегают. Конечно, дело не доходило до открытых выражений неприязни на факультетских мероприятиях, собраниях, торжественных обедах или при случайных встречах в коридоре или аудитории. Последнее время вообще люди редко вступали в оживленные беседы. Так что Татьяна не сразу заметила, что с ней вообще никто не разговаривает и, за исключением ее родителей, никто ее больше не приглашает к себе.

Постепенно ее настроение становилось все хуже и хуже.

Первое настоящее нарушение ее изоляции произошло вечером в один из четвергов. Она собиралась отправиться в постель, хотя и знала, что заснуть ей не удастся. Ночь была более темной, чем обычно, – огромная пылевая туча, принесенная воздушными течениями, затянула дымкой звезды. Тусклый размытый серп Лавинии поднялся над шпилями и куполами университета. Уныло завывал ветер. Татьяна сидела в самом удобном из своих кресел и играла со Злопастным Брандашмыгом. Зверек бегал по ней, от щиколотки до плеча и обратно, и издавал свои трели. Удовольствие от этого было столь же невелико, как и сама мышь‑летяга.

Раздался стук. На секунду Татьяне показалось, что это ей послышалось. Потом ее сердце заколотилось, и она кинулась открывать, почти отбросив в спешке зверька. Тот уцепился за ее свитер, издавая возмущенные вопли.

Вошедший мужчина поспешно закрыл за собой дверь. Хотя воздух снаружи был морозным и нес жалящую пыль, обычно никто и не подумал бы в это время надевать ночную маску. Войдя, гость стащил ее с лица, и Татьяна увидела перед собой костлявую и утомленную физиономию Гэбриела Стюарта. Они вместе занимались исследованиями на Дидоне. Стюарт знал район Гамилькара вдоль и поперек, и в его обязанности входило сопровождать исследователей и следить, чтобы с ними ничего не случилось.

– Э‑э… добрый вечер, – произнесла Татьяна беспомощно.

– Опустите шторы, – распорядился Стюарт. – Я бы предпочел, чтобы меня не увидели снаружи.

Татьяна вытаращила на него глаза. По ее позвоночнику пробежал холодок.

– У вас неприятности, Гэб?

– Нет – по крайней мере официально.

– Я и не подозревала, что вы на Энее. Почему вы не позвонили?

– Разговоры могут прослушиваться. Все‑таки задерните окна, пожалуйста.

Ока послушно опустила шторы. Стюарт снял верхнюю одежду.

– Я рада видеть вас снова, – пробормотала Татьяна.

– Вы можете изменить свое мнение, когда выслушаете меня. – Потом его голос зазвучал мягче. – Впрочем, возможно, и нет. Как мне помнится, вы всегда были храброй, в своей тихой манере. Да и не зря же вы стали девушкой Наследника Илиона.

– У вас есть новости об Айваре? – воскликнула Татьяна.

– Боюсь, что нет. Я надеялся, может, вы что‑нибудь знаете… Ладно, давайте поговорим.

Он отказался от вина, но не возражал против чая. Пока Татьяна занималась хозяйством, Стюарт раскурил трубку и рассказал о своей жизни с момента начала революции. Он покинул систему Вергилия, вступив в наскоро сколоченную разведку Мак‑Кормака. Свое задание он провалил, признал он сокрушенно. Как ему удалось узнать уже после возвращения и после разгрома восстания, один из агентов Терры не только сумел спасти жену адмирала от Снелунда – а она была бы для того бесценной заложницей, – но и захватил на Дидоне один из кораблей патриотов, в компьютере которого оказались все секретные коды восставших…

– Я начал было подумывать о том, чтобы поднять дидонцев – из них получились бы хорошие партизаны, а то и команды звездолетов – и продолжать борьбу.