Изменить размер шрифта - +
Ни слабого, ни сильного.

– Ну, знаете… – сказал Шумерин, когда шторки иллюминаторов раздвинулись.

Кругом было пусто. Гладкая равнина в грифельных пятнах теней. Ни малейшего признака промчавшегося вала.

Бааде тупо посмотрел на Полынова, тот на капитана. Шумерин пожал плечами.

– Чушь какая‑то…

– Надо разобраться в феномене, – сказал механик.

– В двух, – уточнил Полынов. – В том, откуда взялась… гм… жидкость, и в том, куда она делась.

Разбираться им было не привыкать. Разбираться было их профессией. И все же начинать разговор никому не хотелось. Слишком глупо все это выглядело.

– Итак? – настаивал Шумерин.

– По‑моему, все просто, – начал Бааде, постепенно обретая уверенность. – С неосвещённой стороны Меркурия на нас ринулся поток жидкости неизвестного состава. Это первый факт. Нам известно, что в тёмном полушарии есть ледники замёрзших газов различного состава и озера у подножья гор. Это факт номер два. Отсюда следует, что в силу каких‑то причин там прорвало запруду. Меркурианское наводнение – вот как это называется.

– Генрих, да ты поэт простоты! – воскликнул Полынов. – Есть только одна неясность: почему эта жидкость не кипела, выйдя на освещённую равнину? И почему она вдруг исчезла?

– Выходит, две неясности, – невозмутимо уточнил Бааде. Заметно было, что он успел все хорошо продумать. – Итак, почему эта проклятая жидкость не кипела в условиях повышенной температуры и низкого давления…

Со стороны их разговор производил, вероятно, странное впечатление. Люди, только что пережившие сильное потрясение, спокойно сидят друг против друга и спорят так, будто решают абстрактную, академическую задачу. Без лишних эмоций и лишних слов, совсем как логические машины. Но в космосе это был единственно возможный стиль поведения. Всякая отсебятина влекла за собой потерю времени, иногда невозвратимую.

– Отвечу на вопрос, почему она могла не кипеть, – продолжал Бааде. – Во‑первых, она кипела. Вы обратили внимание на усиление мерцания? Разумеется, оно было вызвано сильным испарением, другого объяснения я не вижу. Во‑вторых, опыты Николаева‑Графтена с жидкими газами переменного состава (а нам, подчёркиваю, неизвестен состав жидкости) показывают, что в определённых условиях ряд промежуточных соединений благородных газов играет роль замедлителей испарения. Это лабораторный факт.

– Однако внезапное исчезновение…

– Не внезапное. Мы были лишены возможности наблюдать поток в течение нескольких минут. Бесспорно, в начале своего движения он имел низкую температуру. Быстрота движения замедлила его прогрев. Но рано или поздно температура массы жидкости должна была достичь критической точки, при которой жидкость быстро и даже мгновенно (зависит как от состава, так и от внешних факторов) превращается в пар. Вот почему не было толчка.

– Могучий ум! – Полынов обрадованно хлопнул Бааде по плечу. – Недаром говорят, что математика может объяснить все.

– Генрих выдвинул стройную гипотезу, – сказал Шумерин. – И у нас есть объективный свидетель, который может подтвердить её или опровергнуть.

– Кто?

– Газоанализатор.

Полынов тотчас встал.

– Пойду посмотрю.

– Можно запросить корабельный, – сказал Шумерин.

– Нет, Полынов прав, – остановил его Бааде. – Корабельный расположен слишком высоко.

– Я быстро, – сказал Полынов.

Капитан и механик, припав к иллюминатору, смотрели, как Полынов спрыгнул вниз, как он подошёл к газоанализатору, как возился с кассетами и как его рука машинально потянулась к затылку.

Быстрый переход