Они по-прежнему занимаются своими делами, своими склоками, как будто
ничего не произошло, не чувствуя ни вины, ни угрызений совести: тогда
требовалось так, а теперь, когда восстановили, можно и по-другому... И
Саше надо по-другому...
Они при нем говорят насмешливо о Глинской, не скрывают своей
враждебности к ней - разве такая откровенность не подразумевает доверия?
Все это означало: "И тебе, Панкратов, надо по-другому. Теперь ты битый,
второй раз не выкрутишься. Сольц далеко, а мы близко, и держись за нас.
Парень ты молодой, неопытный, не закаленный, вот и промахнулся, мы
понимаем, с каждым может случиться. Теперь ты знаешь, кто такой
Криворучко, бей его вместе с нами. Взаимное доверие возникает только там,
где есть общие враги. "Скажи мне, кто твои друзья" - это устарело! "Скажи,
кто твои враги, я скажу, кто ты" - вот так сейчас ставится вопрос!"
- Жаловался тебе Криворучко? - спросил Лозгачев.
Не стоит связываться с ними. И все же не он, а они битые, не его, а их
мордой об стол. Пусть не забывают.
- Мне-то что жаловаться, я не партколлегия.
Лозгачев поощрительно засмеялся.
- Все же товарищи по несчастью.
- "Товарищи"? - насмешливо переспросил Саша. - Так ведь его еще не
восстановили.
В мрачном взгляде Баулина Саша почувствовал предостережение. Но этот
взгляд только подхлестнул его. От чего предостерегает? Снова исключат?
Руки коротки! Обожглись, а хотят выглядеть победителями. Это, мол, не
Сольц тебя простил, это партия тебя простила. А мы и есть партия, значит,
мы тебя простили... Нет, дорогие, вы еще не партия!
Лозгачев с насмешливым любопытством смотрел на него.
- Думаешь, Криворучко восстановят?
- Меня восстановили.
- Ты другое, ты совершил ошибку, а Криворучко матерый...
- Его когда-то исключили за политические ошибки и то восстановили, а уж
за общежития...
- Что-то новое, - опускаясь в кресло и пристально глядя на Сашу,
произнес Баулин, - раньше ты так не говорил.
- Раньше меня не спрашивали, а теперь спрашиваете.
- Раньше ты открещивался от Криворучко, - продолжал Баулин. - "Не знаю,
не знаком, двух слов не говорил".
- И сейчас повторяю; не знаю, не знаком, двух слов не говорил.
- Так ли? - зловеще переспросил Баулин.
- Ты не прав, Панкратов, - наставительно проговорил Лозгачев, - партия
должна очищать свои ряды...
Саша перебил его:
- От карьеристов прежде всего.
- Кого ты имеешь в виду? - нахмурился Лозгачев.
- Карьеристов вообще, никого конкретно.
- Нет, извини, - Лозгачев покачал головой, - партия очищает свои ряды
от идейно-неустойчивых, политически враждебных элементов, а ты говоришь:
надо в первую очередь от карьеристов. Надо, бесспорно. Но почему такое
противопоставление?
Сашу раздражал ровный фальшивый голос Лозгачева, его холодное лицо,
тупая ограниченность его вызубренных формулировок. |