Сердце Ригана забилось ещё сильней.

— Они бросят меня гнить тут, — прошипел Риган, покосившись на охрану. Он начинал понимать, что задумала Сенамотис.

Ничего не ответив, девушка достала из складок одежды кувшин и небольшую глиняную чарку. Наполнила её и протянула Ригану. Тот поколебался секунду, но затем осушил её до дна.

— Пей ещё, — Сенамотис наполнила чарку ещё раз — и ещё. — Теперь всё будет хорошо.

Она встала и, обращаясь уже к охранникам, произнесла со вздохом:

— Этот человек скоро умрёт. Моё лекарство может только облегчить боль.

— Одного мы переживём, — поморщился воин, стоявший рядом с ней. — Как быть с остальными? Они мрут один за другим.

— Дело в мёртвых телах. Зараза распространяется от них. Убирайте тела и хороните — тогда всё будет хорошо.

Охранники переглянулись, и один из них пожал плечами.

— Как скажешь, — с сомнением произнёс он.

Вместе с охранниками жрица закончила обход, а вечером приказали вынести бесчувственные тела, но Риган уже не увидел этого — раньше, чем прошла половина дня, его стал бить озноб. Кирка, мелькавшая перед глазами, расплывалась, и руки с трудом держали её.

Он потерял сознание, и когда темнота уже почти обступила его со всех сторон, испытал последний приступ любопытства: «Что же это был за отвар?» — промелькнуло у Ригана в голове. Но ответа он себе так и не дал.

Глава 31

Очнувшись, Риган обнаружил, что голова его лежит на чём–то мягком, и сразу потерял всякое желание просыпаться. Если это был сон, то он абсолютно точно не хотел, чтобы этот сон проходил.

Риган долго лежал так, предчувствуя, что вот–вот что–то случится, появятся охранники и его пинками поднимут на ноги, но ничего не происходило. Вокруг царила тишина, а в какой–то момент ему даже показалось, что он слышит щебет птиц. Тепло касалось его лица, и в воздухе пахло молодой листвой.

Он всё–таки повернул голову, надеясь, что это маленькое движение не прогонит сон, и тут же, окончательно теряя связь с реальностью, ощутил, как лба его касается мягкая ладонь.

— Как ты? — прозвучал чей–то голос совсем рядом, и Риган не сразу узнал Сенамотис, потому что та никогда не говорила с ним так.

С Риганом вообще никто и никогда, сколько он себя помнил, не говорил так. Все ждали от него чего–то — требовали или молили, но никто и никогда не спрашивал его о том, что творится внутри него.

Риган осторожно приподнял веки.

Сенамотис сидела в окружении лесной зелени. Она казалась живой, как никогда, и в зелёных глазах её тлел огонёк заботы.

— Что ты… — Риган понял вдруг, что горло его так пересохло, что он не может толком говорить. Он замолк, а затем приподнял голову, чтобы оглядеться кругом в поисках воды.

— Это отравление, — сказала спокойно Сенамотис, протягивая ему небольшую чарку с чистой водой, — тебя лихорадило три дня и ещё несколько дней тебе будет нехорошо, но всё пройдёт.

Риган принял сосуд из рук девушки и залпом осушил, а затем снова посмотрел на неё:

— Что ты сделала со мной?

— Просто дала тебе отвар. Результат должен был быть похож на то, что произошло с другими.

— А что произошло с другими?

— Я их отравила.

Риган невольно сглотнул и покосился на чашу, из которой пил.

— Не волнуйся. Я никогда не сделаю этого с тобой.

Риган прищурился и посмотрел на неё, но уже по–иному.

— Зачем? — спросил он.

— Чтобы вытащить тебя оттуда, — Сенамотис наклонила голову вбок, — только не говори, что ты недоволен мной.