— В чем дело, отец?

— У него в жизни две мечты — как бы угодить тебе и не работать.

— Как же можно мне угодить, заморив меня голодом? — фыркнула она.

— В этом весь фокус! — ответил Габаль.

Толкнув его в бок, Аль-Балкыти сказал:

— Не отзывайся так презрительно о труднейшей из профессий! Как ты спрячешь яйцо в кармане у одного зеваки, а вытащишь у второго, стоявшего в том же ряду с другой стороны? Как превратишь шарик в цыпленка? Как заставишь змею танцевать?

Светясь от счастья, Шафика сказала:

— Так научи его, отец! Он только и умеет, что сидеть в мягком кресле в кабинете управляющего.

Аль-Балкыти поднялся со словами:

— Пришло время браться за работу, — и вошел в дом.

Габаль с восхищением посмотрел на жену:

— Ты во сто крат прекраснее жены Заклата! Однако она весь день нежится на диване, а вечер проводит в саду, вдыхая цветочные ароматы и слушая журчание ручейка.

Шафика ответила горькой усмешкой:

— Такая жизнь для того, кто живет за счет других.

Габаль почесал голову, раздумывая:

— Но есть же другие способы стать счастливыми?

— Спустись на землю! Ты не мечтал, а действовал, когда взял меня за руку на рынке и разогнал назойливых парней. За это я тебя и полюбила.

Ему захотелось поцеловать ее, но как бы ни были сладки ее слова, он не мог не показать, что мужчина умнее:

— А я полюбил тебя просто так.

— В наших краях мечтам предаются лишь слабоумные.

— Чего же ты хочешь от меня, красавица?

— Чтобы ты стал таким, как отец.

— А что же делать с твоей красотой, сладкой как мед?

Губы ее расплылись в улыбке, а пальцы стали быстрее перебирать чечевицу.

— Когда я покидал квартал, я чувствовал себя самым несчастным человеком. Но тогда бы я не встретил тебя!

Она засмеялась:

— Мы обязаны своим счастьем надсмотрщикам твоего квартала, так же как отец обязан своим заработком гадюкам!

Габаль вздохнул:

— Тем не менее лучшие люди нашего квартала верили, что все мы могли быть сыты и жить в садах.

— Это ты уже говорил. Слышишь, отец идет? Ну, вставай! С Богом!

Аль-Балкыти появился со своим мешком, Габаль поднялся, и они отправились привычной дорогой. Аль-Балкыти начал объяснять ему:

— Следи глазами и пытайся понять головой! Смотри, что я делаю, но не спрашивай «как» при зрителях! Терпение, и потом я объясню то, что от тебя ускользнуло.

Вскоре Габаль понял, что ремесло фокусника действительно нелегкое, но он, с самого начала не жалея сил, старался его постигнуть. Да и выбора у него не было, разве что стать бродячим торговцем, или взяться за дубинку, как надсмотрщики, или начать воровать и выйти на большую дорогу разбоя. Приютивший его квартал ничем не отличался от того, где он вырос, за исключением размера земли и собственных преданий. Глубоко внутри он похоронил прежние мечты, куда-то на дно залегли воспоминания о славном прошлом и надежды, которые терзали всех Хамданов, в том числе и Адхама. Он уже был готов броситься в круговорот новой жизни, забыв обо всем и перевернув страницу. Каждый раз, когда приходили печальные мысли, напоминающие ему о собственной никчемности, он топил их в радости взаимной любви. Габаль как-то справлялся со своими печалями и воспоминаниями и совершенствовался в ремесле, пока не удивил самого аль-Балкыти, но продолжал оттачивать ремесло в пустыне, трудясь днем и ночью. Так проходили недели и месяцы, а настойчивость Габаля не ослабевала, усталость не останавливала.