|
В ушах сверкают серьги. А на шее – ожерелье со стрекозой, бусины струятся по чуть прикрытой груди, стекают на руку. В ушах у меня звучит ее голос. Я была в нем счастлива… Я чувствовала себя прекрасной. Как богиня. Теперь все встало на свои места. Вот зачем ей понадобилось ожерелье. Это символ любви и счастья. Неважно, что было до и после. Неважно, что потом ее сердце разобьется. Тогда жизнь казалась чудом. – Поразительно, – я смахиваю слезу. – Разве она не прекрасна? – Служительницу умиляет моя реакция. Я веду себя как истинная ценительница искусства. – Детали и нюансы великолепны. Каждая бусина – маленький шедевр. Все выписано с такой любовью. – Она преданно глядит на портрет. – И главное, это единственный портрет, который он создал. – То есть? – недоумеваю я. – Ведь Сесил написал множество картин. – Без сомнения. Но портретов больше нет. Никто не мог его уговорить. Когда он стал популярен в художественных кругах Франции, его просили множество раз, но он всегда отвечал: «J'ai peint celui que j'ai voulu peindre». Женщина делает эффектную паузу. «Я уже написал ту, о которой мечтал». Я безмолвно смотрю на нее, не в силах переварить обрушившуюся на меня информацию. Он писал только Сэди? Всю свою жизнь? Ту, о которой мечтал? – А в этой бусине… – смотрительница указывает на картину с многозначительной улыбкой, – таится маленький сюрприз. Небольшой секрет художника. – Она манит меня пальцем. – Видите? Я послушно приглядываюсь к холсту. Бусина как бусина. – Практически невозможно разглядеть без увеличительного стекла… Вот смотрите. – Она достает откуда-то лист плотной бумаги. На нем изображена огромная, в несколько раз увеличенная бусина с картины. С изумлением я обнаруживаю в ней лицо. Мужское. – Это?.. – Мелори, – в восторге кивает она. – Его собственное отражение в ожерелье. Он изобразил самого себя на картине. Миниатюрный, скрытый от посторонних глаз портрет. Его впервые разглядели только десять лет назад. Это тайное послание. – Можно взглянуть? Трясущимися руками беру листок. Вот он какой. На картине. На ожерелье. У нее на груди. Он никогда больше не писал портретов. Он написал ту, о которой мечтал. Он любил Сэди. Любил. Я в этом уверена. Сквозь слезы я снова смотрю на картину. Моя сопровождающая права. Картина пронизана любовью. Она сквозит в каждом мазке. – Потрясающе, – всхлипываю я. – А у вас есть книги о нем? Я страстно желаю избавиться от смотрительницы. Подождав, пока шаги смолкнут, я задираю голову и кричу: – Сэди! Сэди, ты меня слышишь? Я нашла картину! Она прекрасна. Как и ты. Ты висишь в музее. Но главное… Стивен никогда в жизни никого не писал. Ты была единственной. Он написал себя у тебя на груди. Он любил тебя. Сэди, я уверена, он тебя любил. Мне так хочется, чтобы ты увидела… У меня срывается дыхание. Тишина в комнате мертвая. Где бы Сэди ни была сейчас, она меня не слышит. Зато я слышу шаги, быстро поворачиваюсь и лицемерно улыбаюсь. Смотрительница протягивает мне кипу книг: – Это все, что у нас есть. Вы изучаете искусство или интересуетесь именно Мелори? – Я интересуюсь этой картиной, – честно признаюсь я. – Вы не подскажете мне… Если это известно, если факт обнародован, кто здесь изображен? У картины есть название? – «Девушка с ожерельем». Безусловно, многие пытались установить личность модели, – смотрительница заученно тарахтит, – но, к сожалению, пока удалось установить только ее имя. Мейбл. – Мейбл? – переспрашиваю я в ужасе. – Почему Мейбл? – Дорогуша! Современному человеку это имя может показаться странным, но тогда оно было чрезвычайно распространено. |
