|
Ей никто не сказал, что Стивен Неттлтон прославился. И ее портрет – тоже. Никому не было до нее дела. Но я хочу восстановить справедливость. Малькольм Глэдхилл кивает. – Ну, если наши исследователи докажут, что именно она изображена на портрете… Поверьте, мир запомнит ее имя. Недавно наш маркетинговый отдел проводил опрос, и «Девушка с ожерельем» оказалась самой популярной картиной в галерее. Чем больше о ней станет известно, тем лучше. Это чрезвычайно ценный экспонат. – В самом деле? – переполняюсь гордостью я. – Она была бы польщена. – Давайте я позову коллегу, и он взглянет на фотографию. Он настоящий фанатик творчества Мелори, и ваша история его наверняка заинтересует. – Секундочку, – поднимаю руку я. – Пока вы никого не позвали, давайте обсудим еще одну деталь. С глазу на глаз. Мне нужно знать, как попала к вам эта картина. Она принадлежала Сэди. Лично ей. А теперь я вижу ее здесь. Малькольм Глэдхилл напрягается. – Так и думал, что рано или поздно это всплывет, – бормочет он. – После вашего звонка я посмотрел документы и выяснил подробности сделки. – Он открывает папку, все это время лежавшую на рабочем столе, и разворачивает пожелтевший от времени листок бумаги. – Полотно появилось у нас в начале восьмидесятых. Появилось? Но откуда? – Оно же было утрачено при пожаре. Никто не знал, где картина. Как же она попала к вам? – К сожалению, – Глэдхилл мнется, продавец при совершении сделки пожелал сохранить инкогнито. – Инкогнито? – Меня переполняет ярость. – Но это чужая картина! Стивен подарил ее Сэди. Кто бы ни завладел полотном, он не имел права его продавать. Вы обязаны проверять такие вещи! – Мы и проверили, – парирует хранитель. – Право собственности было доказано. Галерея провела тщательное расследование и постановила, что владелец имеет право продать картину. Разумеется, продавец предоставил все гарантии… – И тем не менее этот человек солгал! И знаете что? Я налогоплательщица и честно финансирую вас. И я настоятельно требую сообщить мне имя этого чертова продавца! Немедленно. – Девочка, вы ошибаетесь, – ухмыляется Малькольм. – Мы частная галерея, вы нас уж точно не финансируете. Поверьте, я рад был бы прояснить ситуацию не меньше вашего, но существует определенное соглашение. У меня связаны руки. – Придется вернуться с полицией и адвокатами. Я заявлю о краже картины, и вам все равно придется открыть имя. Глэдхилл шевелит косматыми бровями. – Разумеется, если полиция даст распоряжение, мы подчинимся. – Вот и прекрасно. Полицейские – мои хорошие друзья, – мрачно добавляю я. – Например, инспектор Джеймс. Он с большим интересом выслушает ваши объяснения. Полотно являлось собственностью Сэди, а теперь оно принадлежит моему отцу и его брату. И мы не станем сидеть сложа руки. Я полна решимости. Надо установить истину. Картины не появляются из воздуха. – Я могу понять ваше волнение, – кивает Малькольм Глэдхилл. – Поверьте мне, галерея очень щепетильно относится к правам собственников. Он не смотрит мне в глаза. И практически не отрывает взгляда от листка. Там указано имя продавца. Я точно знаю. Может, броситься через стол, повалить на пол и… – Что ж, и на том спасибо, – любезно говорю я. – Не сомневаюсь, мы еще увидимся. – Разумеется. – Хранитель убирает листок в папку. – Но я все-таки хотел бы представить вас моему коллеге Джереми Мустою. Уверен, он захочет взглянуть на фотографию вашей двоюродной бабушки… Через несколько минут худощавый мужчина склоняется над снимком Сэди и несколько раз подряд повторяет «замечательно». – Нам почти ничего не удалось узнать об этом портрете, – сообщает Джереми Мустой, отрываясь от созерцания. |
