|
– Я не выпускал бумагу из рук, и она ничего не должна была увидеть… – Не переживайте, – утешает хранителя Эд. – Она просто ясновидящая. Голова кружится, мысли разлетаются в разные стороны. Картину припрятал дядя Билл. А потом продал. Папин голос так и звучит у меня в голове: «Вещи долгое время пролежали на складе. Никому они были не нужны. Но после папиной смерти Билл все разобрал… Невозможно поверить, но тогда он был настоящим бездельником». Все понятно. Он нашел полотно, догадался о его ценности и тайком продал галерее. – Ты как? – Эд дотрагивается до моей руки. Я словно оцепенела. Мысли кружатся все быстрее. И постепенно вырисовывается четкая картина. Мне все понятно. Вот откуда его «две монетки». То есть сто миллионов. Билл основал кофейни «Лингтонс» в восемьдесят втором году. Получив полмиллиона от тайной продажи портрета Сэди. Да, иначе и быть не может. Все именно так. Он заграбастал пятьсот тысяч, и никому ни слова. Разумеется, он никогда не упоминал об этом. Ни в одном интервью. Ни на одном семинаре. Ни в одной книге. Ай да дядя Билл! Постепенно до меня доходит вся степень его низости. Каков подлец. Весь мир считает его гением бизнеса, начавшим с двух монеток, а он – скрывший полмиллиона лжец. Не сомневаюсь, он прекрасно знал, что на картине изображена Сэди. И что она принадлежит Сэди. Но ему была выгодна версия о неведомой служанке Мейбл. Уж не сам ли он скормил им эту байку? А то, не дай бог, заявятся к Лингтонам и станут расспрашивать о красивой девушке с полотна. – Дорогая, – Эд проводит ладонью у меня перед лицом, – отзовись. – Это было в восемьдесят втором году. – Я вижу его как сквозь толщу воды. – Знаешь, что тогда случилось? Дядя Билл основал свои кофейни. Понимаешь? И стал всем втирать про «две монетки». А речь-то идет о полмиллионе стартового капитала. И заполучил он эти деньги сомнительным путем. Эд молчит. Он все понял. – Ничего себе, – выдыхает он наконец. – Вот так сенсация. – По-другому и не скажешь, – соглашаюсь я. – Сенсация. – Значит, вся эта история о «двух монетках», семинары, книга, диски, фильм… – Все это ложь. – На месте Пирса Броснана я бы прямо сейчас позвонил своему агенту. – Он иронически усмехается. Я бы тоже посмеялась, если бы мне не хотелось плакать. Если бы на душе у меня не скребли кошки. Если бы не хотелось придушить дядюшку Билла. Мой папа, найди он полотно, никогда бы так не поступил, а сделал все по правилам. И тогда Сэди в доме престарелых все эти годы любовалась своим ожерельем и портретом, пока смерть не призвала бы ее. Или продала картину. В любом случае, только она могла решать. К тому же она бы прославилась. Так и вижу, как ее везут из дома престарелых в Лондонскую портретную галерею смотреть на картину, она сидит в кресле, а добрый архивариус читает ей письма Стивена. Дядя Билл лишил Сэди многих счастливых лет. Никогда его не прощу. – Она должна была знать, – яростно рычу я. – Сэди должна была знать, что картина в Лондонской галерее. Но она умерла, так и не узнав. Разве это справедливо? Как такое возможно? Сэди делает вид, что разговор ее совершенно не интересует. Она явно не разделяет мою злость и возмущение. – Дорогая, даже не думай об этом. Какая ерунда. Главное, я ее нашла. Главное, она осталась цела. И я вовсе не такая толстуха, как мне тогда казалось, – вдруг кокетливо добавляет она. – Разве мои руки не прекрасны? Они всегда были хороши. – На мой вкус, слишком тощие. – По крайней мере, не два диванных валика. Ее бравада меня не обманет. Сэди бледна, ее бьет легкая дрожь. Естественно, поток сегодняшних новостей совершенно деморализовал бедняжку. |
