|
Как это может быть? Он не ушел. Он не подчиняется Сэди. И голос у него в ушах… это не ее голос. Потом он выпускает меня, улыбается и нежно отводит прядь волос с моего лица. – Потанцуем, девушка двадцатых? Отличная идея. Сначала танцы, потом все остальное. Впереди у нас весь вечер и вся ночь. Я бросаю на Сэди быстрый взгляд. Она отлетела на пару метров и изучает свои туфли. Плечи ее поникли, а руки завязаны в какой-то замысловатый узел. Потом она печально улыбается мне, признавая поражение, и машет рукой. – Ну что ж, танцуйте. Я подожду. Она долгие годы томилась в ожидании правды о Стивене. И готова ждать еще, лишь бы я потанцевала с Эдом. Какая же она все-таки милая. Жаль, нельзя обнять ее. – Нет, – я решительно качаю головой. – Я не заставлю тебя ждать. Эд… – я поворачиваюсь к нему и глубоко вдыхаю, – мне нужно рассказать тебе о моей двоюродной бабушке. Она недавно умерла. – Мои соболезнования… – Он несколько озадачен. – Поговорим за обедом? – Не за обедом. Прямо сейчас. – Я волоку его к краю танцплощадки, подальше от оркестра. – Это очень важно. Ее звали Сэди, и в двадцатые годы она была влюблена в парня по имени Стивен. Она считала, что он порезвился, разлюбил ее и забыл. Но это не так. Я точно выяснила. Даже после своего отъезда во Францию он ее любил. Слова сыплются из меня как из рога изобилия. Я кошусь на Сэди – хочу видеть ее реакцию. Надеюсь, она мне поверит. – Откуда ты знаешь? – Подбородок высокомерно вскинут, но дрожащий голос выдает волнение. – Кто тебе сказал? – Я знаю, потому что он писал ей письма из Франции, – рассказываю я Эду, но обращаюсь к Сэди. – Он поместил свой портрет в бусину ее ожерелья. И за всю свою жизнь он не написал больше ни одного портрета. Как его ни умоляли, он отвечал: «J'ai peint celui que j'ai voulu peindre» – «Я написал ту, о которой мечтал». Стоит посмотреть на картину – и понимаешь почему. После этого можно было вообще ничего больше не писать. – У меня перехватывает дыхание. – Это нечто совершенно прекрасное. Восхитительное. А какое там ожерелье… Когда глядишь на это ожерелье, любые сомнения пропадают. Конечно, он ее любил. А она даже не подозревала. Дожила до ста пяти лет, но так и не узнала. – Я смахиваю со щеки слезу. Эд, похоже, озадачен. Оно и неудивительно. Не успели мы поцеловаться, как я рыдаю по покойной бабушке. – Где картина? Где она? – Сэди дрожит, лицо ее бледно. – Она же исчезла. Сгорела во время пожара. – Значит, ты хорошо знала свою бабушку? – одновременно с нею произносит Эд. – Я практически не знала ее при жизни. Но после ее кончины я посетила Арчбери, места ее молодости. Стивен стал популярным художником. – Знаменитым? – Сэди потрясена. – В Арчбери открыли его музей. Стивен взял псевдоним, весь мир знает его как Сесила Мелори. Оценили его только после смерти. А портрет моей бабушки – самая известная его работа. Картина находится в галерее и пользуется огромной популярностью. Она стоит того, чтобы на нее взглянуть. – Немедленно, – Сэди произносит это так тихо, что я едва ее слышу. – Пожалуйста. Поедем прямо сейчас. – Захватывающая история, – вежливо соглашается Эд. – Надо будет как-нибудь сходить туда. Прогуляемся по галереям, пообедаем… – Эд, пожалуйста, – я беру его за руку, – поехали прямо сейчас. Прошу тебя. Мы втроем молча сидим на обитой кожей скамейке. Сэди по одну сторону от меня, Эд по другую. Сэди не произнесла ни слова с той минуты, как мы вошли в галерею. Увидев портрет, она чуть не потеряла сознание. Задрожала всем телом и буквально приклеилась взглядом к полотну. |
