Лишь бы только с ним все было в порядке…

Лишь бы только снова увидеть его насмешливые глаза в обрамлении темных ресниц.

Лишь бы только…

О большем я и не прошу.

25 глава. Юлиан

Не понимаю, что происходит: пахнет антисептиком, лекарствами, пикают невидимые глазу приборы.

Я в больнице? Почему? Неужели пижону удалось отправить меня в нокаут… Даже губы кривятся при мысли об этом.

— Юлиан?

Голос доносится из окружающей темноты — должно быть, наступила ночь — и я отзываюсь.

— Катастрофа?

— Да, это я. — Ее ладонь, маленькая и почему-то совершенно ледяная, обхватывает мое запястье.

— Что происходит? — спрашиваю я. — Почему здесь так темно?

Она не отвечает, только натужно сопит… Плачет не плачет, не пойму.

— В чем дело? — нехорошее предчувствие вспыхивает в голове, и я тяну руки к глазам.

Нет, с ними все в порядке, только голова перевязана и немного болит. Боль тугая, тянущая где-то на затылке и дальше. — Эмили, что произошло?

— Вы с Карлом подрались. Помнишь это? — спрашивает она.

— Конечно, помню. Было чертовски приятно заехать по его наглой физиономии… — И уже с беспокойством: — Не пойму только, где я? В больнице? И почему ничего не видно…

Слышу, как открывается дверь, и до меня доносится звук нескольких пар обуви, топающих по полу.

— Рад, что вы очнулись, — произносит до омерзения бодрый мужской голос. — Я — доктор Кляйн, приятно познакомиться.

Вместо ответа я спрашиваю:

— Что я здесь делаю? И почему мы знакомимся в темноте?

И снова эта тишина — такая тягучая, что начинает тошнить.

— Видите ли, — произносит так называемый доктор, — во время драки вы ударились головой…

— И? — подгоняю его неторопливую речь. — Что с того?

И доктор продолжает:

— Все дело в том, что полученная травма каким-то образом повлияла на ваш зрительный нерв. Возможно, дело в образовавшейся гематоме, и тогда нужно всего лишь подождать, пока она рассосется, либо…

— Либо? — тупо повторяю его слова, еще не совсем понимая, к чему он клонит. Наверное, просто боюсь понять… Потому и произношу: — Нет-нет, постойте, не хотите же вы сказать, что я… — снова ощупываю свои глаза и голову, — что я… — слова не идут с языка, — ослеп. Бред какой-то! — истерический смех так и рвется из горла.

— Юлиан, — голос Адриана проникает в мое мятущееся сознание. — Тебе не стоит так волноваться: доктор уверен, это временное явление… — именно слова названного папочки заставляют меня поверить в происходящее.

К головной боли добавляется шум в ушах и неимоверный стук собственного сердца.

Я — слепой!

Слепой.

Что-то стискивает грудную клетку, сдавливает сильнее, еще сильнее… С трудом протискиваю микроскопическую порцию воздуха и концентрируюсь на ледяных пальцах, касающихся моего запястья.

Я — слепой…

— Хочу остаться один.

— Юлиан.

— Один! — почти рычу на Адриана. — Убирайтесь отсюда… все.

Две пары ног выходят за дверь — остаемся с Катастрофой наедине.

— Ты почему не уходишь? — спрашиваю у нее. — Я, кажется, ясно выразился.

— Думала, меня это не касается.