Изменить размер шрифта - +
 — Я, кажется, ясно выразился.

— Думала, меня это не касается.

— Зря думала.

Однако ее пальцы продолжают касаться моей руки, и я ощущаю жесткий ободок кольца у нее на пальце. Что это, она нацепила помолвочное кольцо? С чего бы вдруг?

Стискиваю ее пальцы и ощупываю золотой ободок: да, то самое. Глупая идиотка… Стащить его — дело одной минуты, и я прилагаю к тому все усилия, только Катастрофа уперлась и не дает мне совершить намеченное.

— Что ты делаешь? — возмущается она, упираясь что есть силы. — Это мое кольцо. Ты сам мне его подарил!

— Ничего я тебе не дарил, — шиплю, продолжая борьбу за кольцо. — Сама знаешь, это все не взаправду. Кстати, что с Карлом?

— Представления не имею. Полагаю, увидев тебя на полу, он попросту сбежал.

— Сволочь.

А она о своем:

— А кольцо я тебе все равно не отдам. По крайне мере, пока… — Ощущаю сначала ее волосы на щеке, а потом — и губы, коснувшиеся моих. Пересохших и вялых…

Не могу целовать ее таким. Слепым, беспомощным… Жалким калекой, как будто бы принимающим подаяние.

— Уходи, — произношу жестким, не терпящим возражения голосом. — Не хочу тебя больше видеть.

— Ты ведь это не всерьез, правда? — спрашивает она.

— Убирайся!

— Юлиан…

— Убирайся, я сказал, — кричу почти в голос. — От тебя сплошные неприятности… Уходи… уходи.

Стискиваю голову руками — боль в ней только усиливается, накатывая волнами — и утыкаюсь лицом в подушку.

Я — слепой…

Слепой.

От этой мысли даже зубы ломит. Впиваюсь ими в подушку и ощущаю что — то мокрое, стекающее по щеке… Не слезы — такие, как я, не плачут. Слезы — это слабость, которую я даже себе не прощаю…

Так и лежу, не разжимая зубов, пока снова не приоткрывается дверь.

— Кто здесь? — вопрос заставляет незваного гостя остановиться на месте.

— Это я, Алекс, — откликается братец. — Здравствуй, Юлиан.

Все во мне вздрагивает при звуке этого голоса — пазухи носа раздуваются, грудь ходит ходуном:

— Позлорадствовать пришел? — вскидываюсь я. — Что ж, самое время.

Лица Алекса я не вижу, но могу представить его снисходительный взгляд, и это уж совсем невыносимо.

— Я никогда бы не стал делать этого, ты же знаешь. — И как будто бы с искренним сочувствием: — Мне очень жаль. Уверен, это не навсегда!

— Да замолчи ты, — грубо обрываю его слова, кривя губы в насмешке. — Только твоего сочувствия мне и не хватало. Обойдусь как-нибудь…

Алекс невесело усмехается:

— Ты не меняешься, и это по-своему закономерно.

— Люди вообще не меняются, — произношу все с той же насмешкой. — Было бы глупо надеяться на обратное!

И брат отвечает в своей привычной манере:

— И все-таки я верю в чудеса. Иногда даже самым отчаянным скептикам приходится признать их наличие!

— Ох, черт, — вскидываюсь всем телом, — я и забыл, что ты и сам у нас что-то вроде ходячего чуда… Зацени каламбур! Неплох, не так ли?

Изображаю видимую веселость, а братец даже не реагирует. Наверное, жалеет несчастного слепца…

— Вижу, чувство юмора тебя не покинуло, — только и произносит он, — а значит, не все еще потеряно. Продолжай в том же духе!

У меня даже лицо перекашивается.

Быстрый переход