Это стало одним из последних дел Гульберга: неделей позже он в силу возраста с полным пра-вом вышел на пенсию, передав бразды правления наследнику престола – Фредрику Клинтону. Теперь Гульберга приглашали только в качестве консультанта и советчика по особо деликатным вопросам. Он оставался в Стокгольме еще три года, но заданий становилось все меньше, и по-степенно он сам себя сократил, вернулся в родной городок Лахольм и выполнял кое-какую ра-боту дистанционно. В первые годы он регулярно ездил в Стокгольм, но постепенно и эти поезд-ки становились все более редкими.
О Залаченко он забыл и думать. До тех самых пор, пока, проснувшись однажды утром, не обнаружил на первых страницах всех газет дочь Залаченко, обвинявшуюся в убийстве трех че-ловек.
Гульберг следил за сводками новостей с ощущением растерянности. Он прекрасно пони-мал, что Бьюрман не случайно оказался опекуном Саландер, но не видел непосредственной опасности в том, что старая история Залаченко может снова всплыть на поверхность. Саландер сумасшедшая. То, что она устроила кровавую баню, Гульберга не удивляло. Зато ему даже не приходило в голову, что это может иметь связь с Залаченко, пока он не включил утренние ново-сти и ему не сообщили о событиях в Госсеберге. Тогда-то он и начал звонить по телефону и в конце концов купил билет в Стокгольм.
«Секция» оказалась на пороге самого страшного кризиса с того момента, как он ее создал. Все грозило рухнуть.
Залаченко добрался до туалета и справил малую нужду – после того как больница снабдила его костылями, он получил возможность перемещаться. Воскресенье и понедельник он посвятил коротким тренировкам. У него по-прежнему чертовски болела челюсть и он мог употреблять только жидкую пищу, но теперь уже начал вставать и передвигаться на небольшие расстояния.
За почти пятнадцать лет жизни с протезом к костылям Залаченко привык. Он ходил взад и вперед по палате, упражняясь в искусстве перемещаться беззвучно. Каждый раз, когда его пра-вая ступня касалась пола, ногу пронзала острая боль.
Он стискивал зубы, думая о том, что Лисбет Саландер лежит в одной из соседних палат, в непосредственной близости от него. Ему потребовался целый день, чтобы выведать, что она находится через две двери направо.
Около двух часов ночи, через десять минут после последнего визита ночной сестры, все полностью стихло. Залаченко с трудом поднялся и нащупал костыли. Подойдя к двери, он при-слушался, но ничего не услышал. Тогда он открыл дверь и вышел в коридор. Из комнаты медсе-стер слышалась тихая музыка. Залаченко добрался до двери в конце коридора, открыл ее и об-следовал лестничную клетку. Там имелись лифты. Он двинулся обратно по коридору. Проходя мимо палаты Лисбет Саландер, он остановился, оперся на костыли и полминуты передохнул.
В ту ночь медсестры дверь в ее палату закрыли. Услышав доносившийся из коридора сла-бый шаркающий звук, Лисбет Саландер насторожилась. Установить источник звука она не могла – казалось, по коридору что-то с осторожностью тащат. На мгновение все стихло, и она подумала, уж не почудилось ли ей, но через полторы минуты звук послышался вновь. Он удалялся, но ощущение беспокойства усилилось.
Где-то снаружи находится Залаченко.
Лисбет Саландер чувствовала себя прикованной к постели. Шея под фиксирующим ворот-ником чесалась. У нее возникло острое желание встать. Постепенно ей удалось сесть, но на большее сил не хватало. Она опустилась обратно и положила голову на подушку.
Через некоторое время Лисбет ощупала воротник и обнаружила скреплявшие его кнопки, после чего расстегнула и бросила его на пол. Дышать сразу стало легче.
Хорошо бы держать под рукой какое-нибудь оружие или иметь достаточно сил, чтобы встать и разобраться с ним раз и навсегда.
Под конец она приподнялась на локте, зажгла ночник и огляделась. Ничего такого, что можно было бы использовать в качестве оружия, здесь не имелось. |