|
.. - Но ведь летают в Европах, господи! - с непонятным выражением сказал Буторин. - Авионер Фурман, ежели верить газетам, за один раз преодолел четыре версты... - "Фурман" - это извозчик, - лениво поправил Иванихин. - А француза зовут Фарман. То, Финогеныч, в Европах... Фарману, надо полагать, сарай о машиною не жгут... Ладно, пусть себе летают. Я тут, кстати, вспомнил еще один занятный эпизод, про бобрячью шапку и запойного портного... Вячеслав Яковлевич, инженер с литературными амбициями, нацелился карандашом на чистую страничку. Финогеныч, простая душа, слушал Иванихина с приоткрытым ртом, хотя, несомненно, сам должен был эту историю знать во всех деталях. А Лямпе, Леонид Карлович Лямпе, торговый человек из Варшавской губернии, откинулся на спинку, прикрыв глаза. Откровенно признаться, путешествие ему изрядно надоело, иванихинские байки, как ни разнообразны были и увлекательны, приелись. Чересчур уж надолго затянулось безделье - как и Великая Транссибирская магистраль. В особенности сели вспомнить, что ждало его в Шантарске. А, собственно говоря, - что? Зеркальная дверь купе отъехала вправо, распахнутая весьма целеустремленной рукой. Молодой жандармский поручик поднял ладонь к козырьку: - Прошу предъявить документы, господа... Господин Иванихин? Честь имею... За его спиной бдительно переминались с ноги на ногу два нижних чина в красных аксельбантах, при орленых бляхах. Лямпе бегло оглядел поручика: на гимнастерке ни единой медальки, не говоря уж об орденах, только сиротливо поблескивает полковой знак. Зелен виноград, из новых. Ничем еще себя не проявил сей вьюнош... Немая сцена затягивалась. Офицерик упрямо стоял в дверях. - Ну, что еще? - неприязненным тоном осведомился Иванихин. - Живую картину мне тут изображаете, подпоручик? - Простите, поручик, - решительным тоном поправил офицер. - А... - небрежно махнул рукой шантарский крез. - Мы люди темные, в таких тонкостях не разбираемся... - Я бы вас темным не назвал, господин Иванихин, - с тем же упрямо-корректным выражением произнес офицерик. - Да? Дело ваше... Ну, и что вы тут, любезный мой, торчите, аки статуй? Имеете сомнение в моей личности? - В вашей личности, господи Иванихин, не имею ровным счетом никаких с о мнение в, - сообщил поручик. - Как и в личности господина Буторина, да и Вячеслав Яковлевич мне прекрасно известен с наилучшей стороны. Однако же здесь имеют честь присутствовать и господа, мне неизвестные вовсе... - Соколик мой с аксельбантами... - прищурился Иванихин с нескрываемым вызовом. - Ты хоть имеешь приблизительное представление, сколько в Российской империи людей, тебе неизвестных вовсе? Почитай что, миллиончиков со сто наберется... - Я бы вас попросил не тыкать, - отрезал поручик. - Хотя бы из уважения к мундиру и представляемому моей скромной персоной ведомству... - А кто сказал, поручик, что я питаю уважение к вашему ведомству? - последовал молниеносный ответ. - Что это вы глазыньки недвусмысленным образом выпучили? Ежели свербит, составьте на меня протокольчик за противуправительственные высказывания или как там сие зовется... Несмотря на всю неловкость ситуации, Лямпе было любопытно, как выпутается поручик из деликатнейшего положения, - не составлять же, в самом деле, жандармский протокол на человека, nrbnpbxecn иные двери министерских приемных чуть ли не ногою? Лично известного Петру Аркадьичу Столыпину, прилюдно назвавшему Иванихина одним из локомотивов сибирского прогресса? Слегка побледневший офицерик чуть повернул голову: - Филатов, ступай-ка к обер-кондуктору и объяви, что поезд вынужден будет задержаться. |
