Изменить размер шрифта - +
– Он присел рядом с Сандрой. – Обидно, когда тебе не доверяют, но готов подождать, пока ты сама захочешь рассказать мне о своем прошлом.

– А другие женщины сразу и во всем доверялись тебе? – Сандра сама не знала, как эти слова сорвались у нее с языка.

– Я, кажется, ясно дал понять, что тебе не стоит сравнивать себя с другими женщинами из моей жизни, – не глядя на Сандру, Шандор закатал ее джинсы до колен. – Я не могу силой добиться твоего доверия. Это должно исходить от тебя. Я не сержусь. Просто мне больно сознавать, что ты не веришь мне до конца. – Он осторожно погрузил ее ноги в холодную воду ручья. – Посиди вот так. Тебе должно стать легче. Ну как? Лучше?

– Намного, – рассеянно прошептала Сандра. Мысли ее были заняты словами Шандора, и она почти не чувствовала, как обмывает распухшие ноги ледяная вода. Она причинила ему боль. При мысли об этом у Сандры защемило сердце. Она же не хотела!.. Шандор прав. Она давно привыкла охранять свой мир от посягательств посторонних и непроизвольно отгораживалась стеной от всякого, кто пытался туда проникнуть. Но Шандор не побоялся дать понять, что Сандра может причинить ему боль. Он доверял Сандре, а она не могла найти к себе силы довериться ему до конца.

– Это случилось в Саид Абабе, – быстро произнесла девушка.

– Что? – Шандор буквально впился взглядом в ее лицо.

– Я говорю о шрамах, – Сандра смотрела на лоскуток неба, темневший в просвете между кронами сосен. – Это случилось шестнадцать лет назад в Саид Абабе.

Шандор застыл, словно пораженный громом.

– Но ведь шестнадцать лет назад тебе было не больше двенадцати… а раны, от которых остаются такие шрамы, должны быть очень глубокими. – Он старался говорить ровно, чтобы Сандра не испугалась и снова не замкнулась в себе.

– Они и были глубокими, а потом стали нарывать. Лишь по счастливой случайности удалось избежать гангрены. В лагере почти не было антибиотиков. – Девушка облизнула губу. – Я бы, наверное, умерла, если бы не Дмитрий.

– В лагере?

– Я провела два года в лагере для перемещенных лиц в Саид Абабе. – После стольких лет забвения слова приходили с трудом. – Это было сразу после революции. Люди, захватившие власть, оказались куда более жестокими, чем свергнутые ими тираны.

– Я слышал об этом. – После революции в Саид Абабе до Тамровии доходило множество историй о зверствах тамошнего режима. Так, значит, Алессандра попала в самое пекло этого ада!

– Но ты же американка. Почему ты попала в лагерь для перемещенных лиц?

– Я никогда не говорила, что я родом из Штатов. Речь шла лишь об американском паспорте. После революции у меня не было никаких документов. Я ничего не знала о своей национальности. Джеймс решил, что я вполне могу быть американкой, потому что один из лагерных офицеров вроде бы видел, как я бродила по улицам городка, построенного вокруг американского нефтеперерабатывающего комплекса. – Сандра пожала плечами. – Вообще то сомневаюсь. Нашли меня за много миль от этого городка. Я лежала в лихорадке у обочины дороги. Джеймс говорит, что мои раны вполне могут быть следствием долгих скитаний по пустыне.

– Джеймс говорит, – задумчиво повторил Шандор. – А сама ты разве не знаешь?

– Нет. Я не помню ничего до той минуты, когда очнулась в лагере. Вот почему оказалось так трудно определить мою национальность. Я свободно говорила по английски, по немецки и по французски. А завод и городок, где меня якобы видели, были разрушены бомбами. – Сандра понизила голос. – Говорят, город горел несколько дней, и клубы черного дыма были видны за сотни миль.

Клубы черного дыма. Шандор представил себе эту страшную картину, полную ужаса и отчаяния.

– Американское правительство выразило тогда протест, – вспомнил Шандор.

Быстрый переход