В моей жизни и так хватало кошмаров. Я такая, какая есть. И, даже обретя семью и родословное древо, я уже не способна измениться.
«Что ж, возможно, она права, – подумал Шандор. – Не всегда стоит пытаться оживить прошлое».
– Знаешь, родословное древо может оказаться для человека тяжелым грузом; – шутливо сказал он вслух, подымаясь по лестнице. – Я, например, обременен таким количеством знатных родственников, что с удовольствием поделился бы с тобой. – Он неожиданно серьезно посмотрел на девушку. – Я готов поделиться с тобой всем, что имею. Воспоминаниями о детстве, о юности, обо всем, что было в моей жизни. Поверь, в моем прошлом нет ничего позорного.
У Сандры защипало в горле. Она отчаянно боролась с подступившими слезами. Неужели перед ней знаменитый Танзар, герой революции, непримиримый борец с тиранией? Откуда в этом человеке столько доброты и нежности, столько сочувствия к ее бедам?
– Это… как это мило с твоей стороны. – Она понимала, что несет чепуху, но ничего не могла с собой поделать. – Я не знаю, что сказать, – честно призналась Сандра, смущенно улыбаясь. – Ни в одной книге не написано, как принимать подобные подарки.
– Просто принимать их, и все, – Шандор нежно поцеловал ее в щеку. – А я просто преподношу тебе этот дар от всей души и с огромной любовью.
Любовь. Сандра замерла, мысленно повторяя это слово. До сих пор Шандор не говорил ничего подобного. Она посмотрела ему в глаза.
– Шандор, я не знаю…
– Тсс. – Он приложил палец к ее губам. – Не сейчас, конечно, не сейчас. Я понимаю – все произошло слишком быстро. Просто подумай об этом, ладно?
– Ладно, – кивнула Сандра. «Подумай об этом». Как будто она могла думать о чем нибудь другом!
– Вот и хорошо, – Шандор потянул за рычаг на стене, в которую упиралась лестница. Стенная панель отъехала в сторону, и они протиснулись в комнату.
– Что ж, по крайней мере теперь мы знаем, что Налдона не обнаружил этот ход. Я боялся, что нам придется убирать стоящего у двери часового.
Шандор установил панель на место и с улыбкой на губах повернулся к Сандре.
– Наверное, мне следовало, когда я вырос, пользоваться этим ходом почаще. В детстве дверь открывалась куда проще, но за столько лет механизм заржавел. – Луч фонарика осветил пыльную комнату. – Да и детская казалась тогда гораздо больше.
– Или просто ты был поменьше?
– Может быть, может быть. – Луч фонарика осветил какой то странный предмет у дальней стены. – Правда, кое что не меняется с годами. Пойдем, представлю тебя Лео.
– Лео?
– Мой игрушечный конь. Он принадлежал еще моему прапрадедушке и передается в семье от отца к сыну. Лео всегда был моей любимой игрушкой.
Большой конь качалка был темно серым с черной гривой, под красным седлом с золотистыми кисточками.
– Он – просто чудо! – тихо сказала Сандра. – Выглядит так, будто снова готов пуститься вскачь, навстречу новым приключениям. Но почему ты зовешь его Лео? Так обычно называют игрушечных львят.
Шандор кинул, поглаживая Лео по пыльной гриве.
– Мой отец говорил, что у этого коня сердце льва. Он подарил мне Лео, когда мне исполнилось четыре года, и рассказал его историю и истории всех Карпатанов, которые качались на нем в прошлом. – Шандор провел пальцем по царапине на боку коня. – Это сделал мой отец. Однажды он прокрался в кабинет деда и отстегнул с его сапог шпоры. Решил, что должен непременно выглядеть, как взрослый наездник. – Шандор потянул за одну из кисточек. – Иногда Лео казался мне куда более настоящим, чем живой пони, которого я получил в подарок год спустя.
– От отца к сыну – какая славная традиция. |