|
Шпала, длинный, безупречно выбритый, аристократически утонченный и дьявольски элегантный, играл зажигалкой. Острый язычок оранжевого пламени вспыхивал и гас в его ладони, двумя теплыми искорками отражаясь в опущенных глазах Шпалы. Туча смотрел на них, друзей своего детства, испытывая что-то вроде умиления. Умиление это было в значительной мере вызвано выпитым на голодный желудок виски, и Туча на этот счет ни капельки не заблуждался; тем не менее, эти люди, как ни крути, действительно были его лучшими, самыми близкими друзьями. Они росли в одном дворе, ходили в один детский сад и учились в школе на одной параллели – Шпала, Туча и Кастет в «А» классе, Косолапый в «Б», а Даллас – в «Г». Пожалуй, если посчитать, сколько времени Туча провел в их компании, получилось бы больше, чем с кем бы то ни было, включая родителей. Вот и выходило, что роднее этих людей у него никого нет...
Пока Туча предавался этим размышлениям, Шпала опять сцепился с Далласом. Спорили они, как всегда, о музыке. Шпала, почти профессионально знавший классику и полагавший, что в течение двух последних столетий музыка только деградировала, никогда не скрывал пренебрежения, с которым относился к занятиям Далласа. Даллас уже целый год бился, пытаясь раскрутить какую-то рок-н-ролльную группу с труднопроизносимым названием – бегал по ночным клубам и студиям звукозаписи, тряс брюхом, орал, потел, уговаривал, проталкивал, – но больших успехов на ниве продюсирования пока не добился. Шпала наполовину в шутку, наполовину всерьез утверждал, что неудачи Далласа обусловлены неправильным выбором профессии. «Рок-н-ролл твой – дерьмо на палочке, ничуть не лучше попсы, говорил он, – и продюсер из тебя, как из дерьма пуля, так чего же ты хочешь? Если дерьмо сложить с дерьмом, ничего, кроме дерьма, не получится. Правда, это будет довольно большая куча говна, но что толку? Только и остается, что свалить ее на чей-нибудь приусадебный участок – может, картошка уродится или, к примеру, клубника...» Даллас, как всегда в таких случаях, немедленно взбеленился и принялся орать, тряся патлами. Его толстые багровые щеки дрожали, студенистое брюхо прыгало; размахивая перед носом у Шпалы толстым, как сарделька, указательным пальцем, он громогласно разорялся в том смысле, что Шпала еще приползет к нему на коленях, умоляя записать новый альбом знаменитой группы Далласа на его, Шпалы, вонючей технике, которую он вагонами закупает у китайцев, а врет, что возит прямо из Европы... Кастет, который торговал палеными тачками и был равнодушен к музыке, развлекался, поддакивая то одному, то другому и не давая таким образом вареву остыть в горшке. Это была старая игра, которая им никогда не надоедала; при этом Шпала, содержавший два компьютерных клуба и между делом писавший на заказ очень недурные, оригинальные программы, никогда не отказывал Далласу в помощи и сводил принесенные им записи на компьютере, причем сводил так, как их не свели бы ни в одной профессиональной звукозаписывающей студии. Денег он с Далласа, понятное дело, не брал – такого между ними сроду не водилось, – и вся эта ругань была обыкновенным сотрясением воздуха. Потом в разговор вмешался заскучавший Косолапый, предположив, что дела у Далласа не идут именно из-за Шпалы, который что-то химичит с записями. Шпалу обозвали диверсантом и врагом народа, после чего было единогласно решено выйти на улицу освежиться. К этому времени вторая бутылка виски давно опустела, в ход пошла третья и все были уже порядком набравшись. Даллас кликнул официантку и наполовину в шутку, наполовину всерьез велел ей стеречь столик, чтобы всякие, как он выразился, шаромыжники не умыкнули оставленные без присмотра продукты. Выбираясь из-за стола, он сунул под мышку коробку с драгоценным револьвером. Туче это не понравилось, но он промолчал, рассудив, что оставлять без присмотра такую вещь в полутемном, полном подвыпивших людей зале действительно не стоит. |
