|
– Ты… король?! – Что то вроде этого. Бей оранский подвластен алжирскому дею, который, в свою очередь, принес клятву верности турецкому султану. – Ты язычник, – покачала головой Риа. – Нет, мусульманин. Заметив, что Риа медленно повторила одними губами незнакомое слово, Хамил негромко спросил: – Хотите, чтобы я ушел? Мне так или иначе скоро придется отправиться в Кальяри. Там у меня друзья, влиятельные люди, которые помогут вернуть все, что у меня отняли. – Нет! – воскликнула Риа, крепче сжимая его плечи. – Мне все равно, пусть ты даже один из них! Не позволю тебе уйти, пока не оправишься! Потом поговорим обо всем. Ешь похлебку, Доно. – Антонио? – пробормотал Хамил. – Ешь похлебку, мальчик. Глава 8 Неаполь Эдвард Линдхерст улыбнулся дочери, входившей в гостиную вместе с матерью. – Этот мерзкий климат, кажется, идет тебе на пользу, – заметил он. – Ты становишься настоящей красавицей. – Спасибо, папа, – кивнула Рейна, искоса, с некоторой настороженностью посматривая на отца. Пить чай было еще рано, а девушка прекрасно знала отца, чтобы уловить решительный блеск в его глазах. – Садись, дорогая, – предложил Эдвард Линдхерст. – Мы с мамой хотим с тобой поговорить. Рейна послушно уселась в обитое голубой парчой кресло и улыбнулась отцу. – Я всегда рада немного побыть с вами, сэр. – Да… но… – начал отец и остановился, нервно теребя цепочку часов. – Ты всегда была хорошей дочерью, Рейна, и доставляла нам много радости. «О Господи», – подумала Рейна, выпрямляясь. Голос отца неизменно мягкий всякий раз, когда он обращался к дочери, сейчас звучал напряженно. – Благодарю, отец. – Мы не в Англии, дорогая. – Это чувствуется, папа. У меня на носу выступили веснушки, хотя еще не настало лето. Такого никогда не произошло бы в лондонском тумане. Эдвард Линдхерст вымученно улыбнулся и посмотрел на жену, прежде чем снова перевести взгляд на дочь. – Я имел в виду, киска, – смущенно пробормотал он, – что мы в чужой стране и окружены людьми, чьи обычаи и образ жизни отличаются от наших… и гораздо свободнее. – Папа, – возразила Рейна, – конечно, мы не привыкли к такому. Но я пытаюсь выучить итальянский и нахожу, что между нами и этими людьми гораздо больше общего, чем мы предполагаем. Что же до свободы… Мария, наша экономка, на прошлой неделе сказала, что, будь я итальянкой, только сейчас вернулась бы из монастырской школы, где живут все итальянские девушки благородного происхождения. – Твой отец, дорогая, – резко вмешалась Дженнифер Линдхерст, – не то имел в виду. – Твоя мать права. Тебя всегда оберегали, Рейна. Ты ничего не знаешь о мужчинах, которые… которые не всегда оказываются джентльменами. Мы тревожимся за тебя. В будущем, дорогая, когда мы станем посещать балы или приемы, я предпочел бы, чтобы ты не слишком любезничала с поклонниками. Обычно безмятежное лицо Рейны потемнело, и она бросила на мать взгляд, полный такого укора, что леди ДелфорД неловко поежилась. – Любезничать, отец? – удивилась она, оборачиваясь к виконту. – По твоему, я настолько наивна и не разбираюсь в людях, что должна цепляться за твой фрак или материнскую юбку? Или ты предпочтешь, чтобы я провела в монастыре все то время, что мы пробудем в Неаполе? Эдвард Линдхерст изумленно взглянул на Рейну. – Прошу прощения, мисс? – осведомился он тоном, который до сих пор употреблял исключительно в разговоре с сыновьями. |
