Это в основном молодые дворяне, ищущие развлечений. Граф, несомненно, их путеводная звезда.
– Я буду очень внимательной. И если эта женщина действительно здесь, при дворе, рано или поздно мы встретимся.
– Будь осторожнее, Белла, – прошептал Адам, чуть касаясь щеки сестры.
– Хорошо, зануда несчастный!
Рейна растянула губы в деланной улыбке.
– Ах, все это так волнующе! – воскликнула она излишне весело.
– Вы совершенно правы, – сухо согласился граф. Рейна с облегчением услышала, что музыка смолкла, и низко присела перед графом.
– Я должна вернуться к матери, месье. Она уже машет мне.
Эрве поклонился и предложил ей руку.
– Как долго ваш прославленный батюшка останется в Неаполе, мадемуазель?
Неужели от нее укрылся легкий сарказм, звучавший в его в голосе?
– Отец не говорит со мной на эти темы. Вероятно, многое зависит от переговоров короля с французами.
– Мне не хотелось бы, чтобы вы оказались в Неаполе в тот момент, когда Амьенский договор будет расторгнут. Говорят, Наполеон
недоволен Актоном. Боюсь, пороховой погреб вот вот взорвется.
– Искренне надеюсь, что до этого не дойдет, месье. Мне жаль покоренные страны и порабощенных людей.
– Но в Неаполе найдется немало жителей, мадемуазель, считающих Наполеона освободителем и готовых открыть ему городские ворота.
– Они заблуждаются. Наполеон ограбил все завоеванные им страны и пытался уничтожить традиции, связывающие людей.
– А некоторые считают, что он – само олицетворение свободы и неподкупности.
– Для ярого роялиста, месье, вы человек весьма широких взглядов.
Эрве улыбнулся в серьезное юное личико.
– Я прожил на свете дольше, чем вы, мадемуазель, и, вероятно, стал циником.
– Благодарю за танец, месье.
И прежде чем Эрве успел попросить еще об одном танце, Рейна снова сделала реверанс и повернулась к матери.
– До скорого свидания, мадемуазель, – тихо произнес он.
Глава 7
Сардиния
Антонио Дженни, почесывая седую бороду, следил за медленно идущим по берегу человеком, которого полгода назад вытащил из бушующих
волн. Спасенный был немолод, но лицо, осунувшееся от жара и боли, казалось совсем старым. То, что он, тяжело раненный, несколько
часов провел в бурлящем штормовом море, вцепившись в обломок мачты, свидетельствовало о необычайной силе. Недаром Риа, жена Антонио,
твердила, что уж этот храбрец не позволит дьяволу прийти за ним раньше назначенного срока!
Риа почти не отходила от незнакомца и ухаживала за ним, как за сыном. Антонио не упрекал жену. Скорбь по потерянному в море сыну
состарила и ее тоже. Она назвала раненого Доно, поскольку он казался ей даром морского царя. Теперь ее слезящиеся глаза вновь
светились бодростью и решимостью. В бреду незнакомец бормотал странные непонятные вещи, вспоминал такие далекие страны, что Риа и
Антонио немало изумлялись.
– Он не простой матрос, наш Доно, – твердила Риа мужу.
Доно неспешно повернул назад, к хижине под черепичной кровлей. Даже издалека Антонио видел, как сверкают его угольно черные глаза.
Подняв костыль, Доно помахал старику.
– Кто ты? – прошептал Антонио и, махнув в ответ, направился по кривой тропинке к берегу.
Хамил впервые за эти шесть месяцев увидел свое отражение в небольшой лужице. Большая прядь снежно белых волос разрезала смоляные
завитки. В бороде тоже проглядывали серебряные нити, а вокруг глаз прибавилось глубоких морщин. Из воды на него смотрел чужак.
Когда то сильное тело сейчас тряслось от слабости, а ведь он сделал всего несколько десятков шагов. |