Дар осталась одна. Она была чужой посреди повседневной жизни клана. Она завидовала окружавшим ее матерям. Они выглядели гордо, живо, они чувствовали себя уверенно и удобно, имея такую власть. Ми-па сразу вступила в оживленный разговор. По взглядам, которые матери бросали в ее сторону, Дар догадалась, что они говорят о ней. К матерям подошла Мут-па, села и заговорила с Ми-па. Через некоторое время Мут-па встала и подошла к Дар.
— Тава. Даргу, — сказала она.
Дар почтительно склонила голову.
— Тава, Мать, — почтительно проговорила она.
— Тебе ведома учтивость, — отметила Мут-па, — и ты выкупалась. В этой палате живут многие. Тебе следует делать это часто.
— Я буду это делать, Мать, — отозвалась Дар, — хотя и не могу пробыть тут долго. Я обещала сыновьям отвести их домой.
— Ты знаешь дорогу?
— Тва. Я надеюсь, что ты подскажешь мне, куда идти.
— Путь до следующей палаты потаенный. Тебе понадобится сапаха.
— Кто-нибудь из вашего клана может сделать это?
— Поговорим после Ба Нити, — сказала Мут-па.
Дар постаралась скрыть разочарование. Луна сейчас была в последней четверти, и до наступления Ба Нити («Скрытого Ока») нужно было ждать пять дней.
— А что мне делать до тех пор?
— Приноси пользу. Говорят, каждая мать приносит с собой две руки, — ответила Мут-па, — твои сыновья уже несут дозор.
— Я могу работать в поле, — сказала Дар.
— Хорошо, — сказала Мут-па и поднялась, — мы еще поговорим.
Дар проводила Мут-па взглядом. Та пересекла комнату и, подойдя к другим матерям, что-то им сказала. Одна из них обернулась и посмотрела на Дар. Это была та самая, которая велела Так-готу убить ее. Сейчас взгляд у нее был заинтересованный.
Дар доедала похлебку одна. Она решила относиться к своему одиночеству спокойно.
«Я для них чужая, я не принадлежу ни к какому клану, но, несмотря на это, они называют меня матерью».
Дар не чувствовала враждебности по отношению к себе. Скорее ее угнетало то, что она не такая, как все.
«Ми-па назвала меня Мут Даргу — «Мать-Хорек»».
Дар вспомнила об этом, и ей стало не по себе.
«Ведь это так и будет до конца моей жизни, — с тоской подумала она, — доберусь до родины Ковока, а потом до конца дней своих не смогу оттуда уйти из-за моего клейма. Так и останусь одинокой диковинкой — Матерью-Хорьком».
После еды Дар задержалась, надеясь, что ей велят подать пищу Ковоку и остальным сыновьям. Но когда в ханмути вошли только старики и подростки, она догадалась, что ее спутники по-прежнему в дозоре. К ней подошла та мать, которая грозила ей смертью, вместе с Ми-па.
— Наша Мать говорит, что ты хочешь работать на иоле.
— Мне бы хотелось приносить пользу, — сказала Дар.
Мать обратилась к Ми-па:
— Ми, возьми два тива и ступай с Даргу на верхнее поле. Грен там сажает паши.
— Хай, Мать, — сказала Ми-па, — пойдем, Даргу.
Ми-па повела Дар в кладовую. Там она вручила Дар тив — плоскую железную лопатку с короткой рукояткой.
«Сажая паши, придется сильно наклоняться», — подумала Дар и следом за Ми-па вышла из кладовой.
Верхнее поле оказалось длинным и узким. Оно располагалось на вершине извилистого горного кряжа. Невысокая каменная стенка не давала дождям смывать почву. Дар догадалась, что орки принесли сюда землю по той самой крутой тропе, по которой поднялись они с Ми-па. |