|
Она была высокой, стройной юной леди, уже тогда достигшей полного расцвета грации и красоты. Поэтому, несмотря на то, что мы были почти ровесниками, рядом с ней я себя чувствовал младшим, и это чувство придавало моей любви к Лили особый оттенок почтительности. - Ох, это ты, Томас! - проговорила Лили, розовая от смущения. - А я уже думала, ты не придешь. То есть, я хотела сказать, что собралась домой, потому что уже поздно. Но что с тобой, Томас? Откуда ты так мчишься? Ой, у тебя вся рука в крови! А эта шпага - где ты ее взял? - Погоди, дай отдышаться, - ответил я. - Давай пройдем обратно к боярышнику, там я тебе все расскажу. - Но ведь мне пора домой! Я гуляю в парке уже больше часа. Да и цветов на боярышнике почти нет. - Лили, я не мог прийти раньше! Меня задержали, да еще так необычно! А цветы есть, я видел, когда бежал... - А я и не знала, что ты придешь, Томас, - проговорила Лили, потупив взор. - Ведь у тебя столько дел! Разве я думала, что ты прибежишь сюда собирать боярышник, словно девочка? Но расскажи мне, что случилось, только не очень длинно. Я немного пройдусь с тобой. Мы повернулись и пошли рядышком обратно к подстриженным дубам парка. По дороге я рассказал Лили про испанца, о том, как он пытался меня убить и как я его отделал своей дубинкой, Лили слушала с жадным вниманием и, узнав, что я был на волосок от смерти, даже застонала от страха. - Значит, ты ранен, Томас? - прервала она меня. - Смотри, как сильно бежит кровь из руки. Рана глубокая? - Не знаю, я еще не видел... так спешил!.. - Томас, снимай куртку! Я тебя перевяжу. Нет, нет, не спорь! Так надо. Не без труда я стянул куртку и закатал рукав рубашки выше того места, где в предплечье была сквозная колотая рана. Лили промыла ее водой из ручья и, не переставая шептать жалостливые слова, перевязала своим платком. По совести говоря, я охотно претерпел бы еще большие страдания, лишь бы она за мной так ухаживала. Ее нежные заботы избавили меня от последних сомнений и придали мне мужество, которое могло бы меня покинуть в ее присутствии. Правда, сначала я не мог найти слов, но, улучив момент, когда Лили перевязывала мою рану, я нагнулся и поцеловал ее милосердную руку. Лили покраснела до корней волос; лицо ее пылало, словно закатное небо; но еще ярче алела ее рука, которую я поцеловал. - Зачем это, Томас? - прошептала она. И тогда я ответил: - Затем, что я люблю тебя, Лили, и не знаю, как мне рассказать о своей любви. Я люблю тебя, дорогая, я всегда любил и буду любить тебя вечно! - Ты уверен в себе, Томас? - снова прошептала она. - Я верю в свою любовь больше всего на свете, Лили! Но я хочу быть уверен, что ты тоже любишь меня так же сильно, как я. Несколько мгновений Лили стояла молча, опустив на грудь голову. |
