Скомкав ткань в комок с болтающимися рукавами, он сунул его в руки Генри. – Она говорила, твоя слюна вызывает свертывание крови.
– Да, но...
– Ну так плюнь на рану, может быть, она затянется. Если кровотечение остановится, мы успеем доставить ее в больницу.
– Уже слишком...
– Действуй, черт бы тебя побрал!
Хотя он знал, что никакого чуда произойти не может, вампир взял рубашку и склонился над зияющей раной. Майкл Селуччи прожил на свете четыре десятка лет и все еще считал, что смерть можно победить. Четыре с половиной столетия привели Генри к иному выводу. В битве между любовью и смертью последняя всегда побеждает. Он чувствовал, как угасает жизнь в его подруге, и знал: что бы они ни предприняли, ничто не сможет предотвратить конец.
Его пальцы по‑прежнему сжимали артерию, и он, наклонившись, закрыл ртом кровоточащую рану. По крайней мере, когда Вики умрет, он сможет поддерживать с ней связь через ее кровь. Он унесет с собой воспоминания о ее прикосновениях, о вкусе и запахе ее крови. «Я знал, что ты умрешь раньше меня, любовь моя, но никогда не представлял, что у нас осталось так мало времени...»
Внезапно пальцы Селуччи вцепились ему в волосы, и связь прервалась.
– Я сказал, чтобы ты затянул ей рану, ублюдок. А ты высасываешь всю кровь, что у нее осталось!
Вампир оскалил окровавленные зубы.
– Убери свои руки, смертный!
* * *
Пламя взрыва выхватило Вики из сумеречной зоны страданий и тьмы, в которую она погрузилась. Она не представляла себе, как можно страдать от такой боли и все еще оставаться живой. Она слышала, как спорят ее мужчины, и попыталась превозмочь тяжесть, сковавшую язык.
– Ма...
– Вики?
Генри окунулся в звук ее голоса. Селуччи встал на колени и прикоснулся ладонями к ее лицу. Огонь уже лизал фанерные щиты, которыми были заколочены окна; Майк не обращал на это внимания. Путь к двери оставался пока свободным. До тех пор, пока огонь не представлял непосредственной опасности, этим обстоятельством можно было пренебречь, сосредоточившись на более насущных проблемах. Отшлифованный металл стенок герметичного бокса отражал оранжевое сияние пламени, бушующего в комнате. В его свете Селуччи увидел, как дрогнули веки женщины – один раз, второй.
– Держись, Вики, мы доставим тебя в больницу. «Больница?» Ей хотелось сказать им, что это бессмысленно, но она была не в состоянии сделать это.
– Майкл...
Страдание в голосе детектива заставило гнев вампира отступить, и на его место пришла скорбь. Одной рукой продолжая сдавливать ногу Вики, другой он мягко дотронулся до плеча Селуччи.
– Мы уже не успеем этого сделать.
– Нет!
– Она умрет еще до того, как мы выберемся из здания.
– Нет!
– Я чувствую, как иссякает ее жизнь.
– А я говорю: НЕТ!
«Прислушайся к нему, Майк. Он прав». – Ей казалось, что она все еще дышит, но полной уверенности в этом не было.
– Черт побери, Вики, не умирай!
«О Господи, Майк, ну не надо плакать». Она думала, что больнее уже быть не может. Но ошиблась.
– Должно же быть что‑то такое, что мы можем сделать!
Генри почувствовал, как его сердце сжимает ледяными тисками какая‑то страшная сила.
– Нет. – Одно слово, три буквы, каким‑то образом вместили все то, что он чувствовал.
Почувствовав звук страдания, столь же огромного, как его собственное, Селуччи взглянул вверх и встретился взглядом со светло‑карими глазами, отблескивавшими золотом в свете зарева. В них мерцала истина, слишком горькая, чтобы ее можно было отвергнуть. Вики умирала.
«Мне холодно. |