Изменить размер шрифта - +

Такое, характерное для южан, название Гражданской войны вызвало улыбку на лице Кай-ла.
– Какой-нибудь пенсильванский поклонник?
– Именно. – Она что-то пометила в блокноте.
– Удивительно, что у вас до сих пор сохранилось это серебро. Почему вы его не продали, чтобы поддержать семью?
Мэгги опять почувствовала некоторые угрызения совести, поскольку до сих пор думала о том, как бы извлечь из серебра какую-нибудь пользу.
– Кто смог бы купить его после войны? Во всяком случае, Сапфира послушно вернулась домой, чтобы ухаживать за больной матерью. К сожалению, когда Ла Рю ушел на войну, она ос-тавалась дома, и это выглядело так, будто она удрала на Север, вместо того чтобы поддержать Юг.
– И по этому поводу возникли проблемы?
– Да, у жителей Атланты это вызвало большое возмущение. Ла Рю остался в живых, и, ко-гда Сапфира вернулась в Джорджию, она принесла с собой настоящие деньги, золото, унаследо-ванное от своей семьи. Общество Атланты решительно отвергло ее, а Ла Рю не пожелал сносить грубости в отношении к своей жене.
– И тогда они основали свой собственный город, – сделал вывод Кайл.
– Именно. Такова вкратце история Джефферсонвиля. – Она достаточно вольно разделалась с историей города, которой ей прожужжали уши с раннего детства.
Сапфира никогда не забывала о нанесенных оскорблениях и внушила чувство непоколеби-мой гордыни своей дочери Берил, старой деве, передавшей соответствующие инструкции своим племянницам Перл и Опал. Крепкие путы семейной чести и ответственности перед обществом, которое основал Джефферсон, начали распадаться, когда дело дошло до Руби, дочери Перл, и Корэл, дочери Опал. Руби отказалась от обязанностей следующего главы семейства Джефферсон по женской линии в пользу Перл, которая до сих пор не хотела расставаться со своей ролью ма-троны. Корэл возглавила приют для матерей-одиночек, Перл и Опал помогали ей на доброволь-ных началах.
– Объясните мне, почему ваше имя, в отличие от остальных, не созвучно драгоценному камню? – вдруг спросил Кайл.
Мэгги закрыла кейс и поставила на пол возле ног.
– Это решение моей матери. Можно сказать, что у нее мятежный характер.
– А она никогда не уезжала из дома?
– Ну… однажды уезжала. Она уезжала в колледж, они жили там коммуной, боролись, про-тестовали.
– Жили коммуной?
– Знаете, вегетарианские фермы, где каждый носил имя «Радуга», или «Свобода», или «Облако».
– А Магнолия?
Для Мэгги разговор о бурных днях матери был труден: она немногое о них знала и не по-нимала того, что знала.
– Мой отец уехал во Вьетнам и оттуда не вернулся. Это все, что я о нем знаю. Я даже не знаю его имени, его настоящего имени. Довольно смешно, принимая во внимание, с каким при-страстием я допрашивала вас о вашей семье.
– Я не это имел в виду.
Конечно, нет; он-то знает все ветви своего генеалогического древа.
– Мать вернулась сюда, где я и родилась. Она устроила небольшой бунт и назвала меня Магнолией, намереваясь называть Мэгги. Из книжки своих детских лет она знала, что Мэгги – греческое имя, обозначающее жемчуг.
Улыбка скользнула по лицу Кайла.
– Очень ловко. – Он изменил положение, подвинувшись ближе к ней на несколько дюй-мов.
Мэгги не поняла, намеренно он это сделал или нечаянно.
– Я об этом не думала. Ненавижу свое имя, но полагаю, мама хотела показать мне, что можно быть личностью, оставаясь в рамках семейных традиций.
– Магнолия. Цветок Юга. – Он внимательно изучал ее лицо. – Оно вам идет.
Мэгги погибала под взглядом его ярко-голубых глаз и боролась с этим весь вечер. В конце концов, это утомительно.
– Вот как?
– Еще как!
Атмосфера в машине изменилась.
Быстрый переход