|
– Хотя я лично не удивляюсь. Ведь он мужчина. Увольнение Мэгги служило основной темой чайных бесед всю прошедшую неделю. – Я думаю, мистер Эдвардс рассчитывал на имя Джефферсон, надеясь произвести особое впечатление на своих клиентов, – предположила Мэгги, уже утомленная бесконечными возвра-щениями к этому предмету разговора. – Очень возможно, – согласилась Перл. – Я думала, что он хотел нанять тебя на админист-ративную должность, но принуждать кого-то из Джефферсонов торговать… – Я думаю, Мэгги подверглась дискриминации по половому признаку. – Руби Джеффер-сон воткнула иголку в одеяло, которое она простегивала. – Мама! – Он отдал твое место какому-то мужчине. Так ведь? Тому, кто, действуя за твоей спиной, увел у тебя покупателей. – Я так ничего и не продала: у меня не было покупателей, – запротестовала Мэгги, кото-рой надоело защищать и мистера Эдвардса, и того бойкого продавца, из-за которого она потеряла работу. – Я намерена узнать число женщин, работающих в фирме Дрейка. – Мать на минутку оста-вила в покое одеяло и устремила взор в пространство. Зарево новой битвы за женские права раз-горалось в ее глазах. – Полагаю, комиссии «Равноправный наем при равных возможностях» это будет интересно! – Мама, пожалуйста! Я не хочу возвращаться на эту работу. Кроме того, уж если мистер Эдвардс считает, что наша фамилия что-то значит, то нам тем более следует ценить ее. Пламя сражения погасло в глазах Руби. – Ты имеешь в виду свою идею об открытии школы хороших манер, похожей на школу Се-лины Гартвидл? – Да, – подтвердила Мэгги. – С тех пор как она умерла, в Джефферсонвиле нет «Школы обаяния». – Добравшись до лимонного печенья, Мэгги жевала и развивала свою идею. В кото-рый раз. – Я не гожусь ни в секретари, ни в продавцы, ни в регистраторы. И в представители снабженческой фирмы тоже. Зато мне хватит умения проводить и семинары, и персональное обучение. Я уже составила учебную программу и вынесла из гостиной все хрупкие предметы. – Этикет подавляет женщину, – мрачно буркнула Руби. – Вздор, Руби. – Перл кинула в чашку кусочек сахара. В отличие от Мэгги и ее матери Перл при любой погоде пила горячий чай. – Все неприятности в мире происходят от грубости. Если бы все были вежливы друг с другом, никогда не возникало бы этих дурацких войн. – В Атланте есть несколько таких школ. Но зачем же родителям возить детей в Атланту, если я прекрасно могу научить их всему здесь? – С нашей помощью, конечно, – уточнила бабушка, тем самым как бы намекая, что собст-венные манеры Мэгги заслуживают очень осторожной оценки. Руби опять склонилась над своим одеялом, и ее длинные с проседью волосы рассыпались по плечам. – Что-то ни одного ученика пока не видно. Мэгги прикусила язык. – А ты упомянула в рекламе о том, что мы – потомки Ла Рю Джефферсона, основателя Джефферсонвиля? – Говоря это, Перл, сама того не замечая, гордо выпрямилась. – Да все это и так знают, бабушка. Действительно, люди школой интересовались, но, как только узнавали, что наследница Ла Рю Джефферсона намерена брать плату за обучение, их интерес к хорошим манерам сразу резко падал. Осторожности ради Мэгги скрывала их реакцию от бабушки, так же как и то, что она на-меревалась брать деньги; ее бабушке хотелось верить, что Мэгги просто выбрала занятие, дос-тойное молодой леди, до той поры, пока не встретится подходящий молодой человек. Мэгги впору было закричать. – Ну, уж если люди были готовы учиться у Селины Гартвидл, то тем более они должны быть благодарны нам, – презрительно фыркнула Перл. – Чему могла их научить Селина – хотя она и умела пустить пыль в глаза, – если Гартвидлы всегда едва-едва сводили концы с концами? – На первых порах можно было бы пригласить мисс Гартвидл, – предположила Мэгги. |
