|
Его окутала спокойная темнота, и он погрузился в сон, но сознание все еще удерживало лицо умирающего Соумса. Сквозь темноту до него доносился голос мистера Хостеттера: — Я пытался предупредить этого человека еще вчера в полдень, что фанаты что?то замышляют. Вечером не выдержал и последовал за ним. Но было слишком поздно, я ничего не мог изменить. — Он действительно виновен? — спросил дядя Дэвид. — Не больше, чем мы с вами. Люди с Барторстауна никого не пытаются обратить в другую веру. — Так он был из Барторстауна? — Соумс приехал из Виргинии. Я знал его как торговца и отличного человека. — Виновен или нет, — произнес отец, — все равно это не по?христиански. И чем больше будет таких сумасшедших проповедников, тем ожесточеннее толпа. — Все мы чего?то боимся, — сказал Хостеттер. Он влез в фургон и уехал. Но Лен уже ничего не слышал. Часть 3 Прошло почти три недели, не считая двух—трех оставшихся дней, на дворе стоял тихий, теплый октябрьский полдень. Лен в одиночестве сидел на ступеньке. Через некоторое время дверь позади Лена тихо отворилась. Послышались шаркающие шаги и глухое покашливание. Это бабушка вышла погреться в лучах осеннего солнца. Костлявой и высохшей, но удивительно сильной рукой она ухватилась за запястье Лена и спустилась двумя ступеньками ниже, согнувшись, словно сухая ивовая веточка. — Спасибо, спасибо, — сказала бабушка, расправляя свои многоярусные юбки. — Хочешь, я дам тебе коврик, — предложил Лен, — или шаль? — Не стоит, на солнце и так тепло. Лен опустился на ступеньку позади нее. Брови его были нахмурены, голова опущена, и он казался таким же старичком, как и бабушка, только гораздо более серьезным. Бабушка пристально посмотрела на Лена, и тот заволновался, не зная, что она хочет отыскать в его глазах. — Все эти дни ты очень молчалив и задумчив, Ленни. — Да, это так. — Но ты ведь больше не обижаешься, правда? Я так не люблю надутых мальчиков. — Нет, ба, я больше не обижаюсь. — Твой отец правильно сделал, что наказал тебя. Ты ведь ослушался его, хотя прекрасно знал, что тебе это запрещено ради твоей же пользы. Лен кивнул: — Я знаю. Отец не стал бить Лена. Наказание было отнюдь не таким суровым, как он ожидал. Отец обстоятельно и очень серьезно расспросил Лена о том, что он видел и делал, и закончился разговор тем, что не только в следующем, но, может, и через год Лен не поедет на ярмарку. Одним словом, Лен будет сидеть дома до тех пор, пока не докажет, что ему вновь можно доверять. “Отец оказался не таким уж плохим, — думал Лен. — Дядя Дэвид до полусмерти избил Исо”. А вообще Лену казалось, что ему уже никогда не захочется поехать на ярмарку. Об этом он и сказал бабушке, и она улыбнулась своей старческой беззубой улыбкой, похлопав его по коленке: — Год назад тебе так не казалось. — Возможно. — Ну, хорошо. Даже если ты уже не обижаешься, все равно что?то странное происходит с тобой. Что же, скажи мне? — Ничего. — Ленни, я много раз имела дело с мальчиками вроде тебя и знаю, что если ребенка ничто не тревожит, он не может быть таким угрюмым, и тем более в солнечный субботний день. Она посмотрела на глубокое, без единого облачка небо, вдохнула полной грудью прозрачный воздух, пристально всматриваясь в окружавший усадьбу лес. Для нее это были не просто деревья, а чудесное буйство красок; названия многих из них уже исчезли из ее памяти. — Только в это время года, когда опадают листья, можно увидеть настоящие цвета. |
