|
Он не мог смотреть на Эрдманна. Ему очень хотелось уйти, но он знал, что это невозможно. Огоньки на пульте мигали так заманчиво, неясный голос так завораживал, что он, как и Исо, не мог заставить себя сдвинуться с места. И тут Эрдманн обратился к ним: — Я скоро освобожусь, ребята, и отвечу на все ваши вопросы. — А может, нам лучше подойти попозже? — спросил осторожно Лен. — Нет, — Эрдманн с опаской взглянул в сторону Гутиэрреза. — Нет, оставайтесь здесь. Гутиэррез спокойно стоял, скрестив руки, и ждал. Эрдманн беспокойно ерзал, на лбу его выступил пот. — Мне кажется, произошел сбой цикла, Джулио. Ее проверили не до конца. — Ты рассуждаешь прямо как моя жена: не волнуйся, мол, все пройдет. Послышался стук принтера, и Эрдманн подался вперед. Гутиэррез оттолкнул его, выхватил отпечатанную полоску бумаги. Он смертельно побледнел, лицо его исказилось, руки дрожали. — Что ты сделал, Фрэнк! Посмотри, что ты сделал с моими уравнениями? — Ничего, Джулио… — Посмотри сюда! Нет решения, ищите ошибки. Нет решения! Нет решения! — Джулио… Послушай, Джулио. Ты устал, ты работал слишком много. Эти уравнения я ввел правильно, но они… — Они что? Договаривай, Фрэнк! Ну же, продолжай! — Джулио, я прошу тебя, — с ужасающей беспомощностью начал было Эрдманн и протянул Гутиэррезу руку, словно ребенку, которого нужно успокоить. И Джулио ударил его так неожиданно и с такой силой, что отразить удар не было возможности. Эрдманн пошатнулся, неловно взмахнул руками и упал, а Гутиэррез спокойно произнес: — Вы оба против меня. Ты договорился с ней никогда не давать мне правильного ответа, чтобы я ни делал. Ты всю зиму совещался с ней, Фрэнк, и вы вместе смеялись надо мной. Но теперь я заставлю ее дать ответ! Гутиэррез вытащил из карманов камни. Так вот почему он не снял пальто, несмотря на жару: — Я заставлю тебя сказать, сука, заставлю! — и первый камень полетел в Клементину. Стекло в центральной панели треснуло. Одно из больших стекол, за которым находилась память Клементины, разбилось вдребезги. Эрдманн с трудом поднялся на ноги, взывая о помощи и пытаясь убедить Гутиэрреза остановиться. Но тот продолжал кидать камни, затем подбежал к машине. Он бил ее ногами, не переставая твердить: — Сволочь, дрянь, я заставлю тебя хорошо работать, в тебе — вся моя жизнь и мой разум, я заставлю тебя сказать! Эрдманн сцепился с ним: — Лен, Исо, что же вы стоите, помогите мне! Его нужно удержать! Лен медленно, словно лунатик, сделал несколько шагов вперед и схватил Гутиэрреза, неожиданно сильного. Удерживать его было очень трудно, еще труднее оттащить от полуразрушенного пульта, на котором зажигались и гасли красные огоньки, взывая о помощи. У Эрдманна из губ тоненькой струйкой сочилась кровь. — Джулио, умоляю тебя, опомнись! Все в порядке, Лен, можешь отпустить его. Джулио, пожалуйста, перестань. И Джулио как?то сразу сник. Его мышцы, которые еще секунду назад казались Лену сделанными из стали, расслабились и обвисли. Он посмотрел на Эрдманна и смиренно произнес: — Кто?то против меня, Фрэнк. Кто?то против нас всех. Из его глаз катились слезы, а Клементина продолжала молить о помощи красными огоньками. “Ищи свой предел, — говорил когда?то судья Тэйлор, — ищи его, пока не поздно”. “Я достиг этого предела, — думал Лен. — Правда, кажется, слишком поздно”. Пришли люди и увели Гутиэрреза. Лен и Исо спустились вниз и провели еще один день рядом с бетонной стеной. Наутро начались разговоры: “Его де отвели домой, приходил доктор и сказал, что он не в своем уме. |
