Она улыбнулась, гоняя пасту по тарелке, и сказала:

– Отец молчал бы и вел себя странно.

– Как и Столовая, – слегка кивнув, сказал Гэвин.

Дэлайла рассмеялась.

– А мама болтала бы без остановки о соседях и магазинах, книжном клубе

и стеганом одеяле, которое делает для новорожденного соседского малыша.

Гэвин взглянул на громко потрескивающее пламя и гору подушек за ее

спиной.

– А ведь отличий почти нет, – сказал он, умоляюще глядя на нее. – Думаю, стремящиеся защитить родители везде одинаковые, понимаешь?

Ей хотелось, чтобы он был прав.

***

сидеть на полу. Он вытянул руки над головой, и рубашка поднялась вверх, немного приоткрывая тело: кожу, мышцы и немного волос.

Она никогда не видела мужчину без рубашки, особенно к кому безумно

хотела прикоснуться. И несмотря на то, что сейчас было не лучшее время

запускать руки ему под рубашку, Дэлайла практически чувствовала тепло его

кожи.

– Эй, Дэлайла, мое лицо выше, – со смехом сказал он. Дэлайла не спешила

отводить взгляд, пока он не опустил руки и не помахал ладонью перед своим

животом. – Хочешь пройтись?

От такого предложения Дэлайла была готова петь. Невыносимое давление

от внимания Дома начинало превращаться в неприятные мурашки и тяжестью

сдавливало виски. А во время прогулки можно будет говорить приглушенными

голосами, останавливаться на углу каждого квартала и касаться, смеяться и

целоваться. К сожалению, ей нужно было в туалет, и она не была уверена, что

дотерпит до парка.

– Могу я воспользоваться ванной? – спросила она, когда Гэвин почти

покинул комнату, унося в руках тарелки.

Он замер, взглянув в сторону холла, где находилась ближайшая ванная на

первом этаже, а потом посмотрел на нее через плечо.

– Ага, но, может, тебе лучше воспользоваться моей, что наверху?

Такого способа убить собственную уверенность она не ожидала.

Ступеньки под ее ногами ощущались странно, словно были сделаны из

тончайших досок, плавающих на воде. Они были ледяными и скрипели под

ногами. Дэлайла так и ждала, что провалится в трещину по колено, а щепки и

острые деревяшки вцепятся в ногу. Она остановилась на вершине лестницы, пытаясь найти выключатель, после чего вспомнила, что в доме ни одного нет.

Скривившись, она окликнула Гэвина:

– Эй, Гэйв! Как включить свет?

Она услышала, как он топчется на кухне, и его голос стал раздраженным, когда он завопил:

–  Коридор!

Свет нехотя включился рядом с ней, гудя и оставаясь тусклым.

– Спасибо, – пробормотала она. Тревога медленно переходила в

раздражение. Она была здесь, так ведь? Старалась изо всех сил. Так почему Дом

продолжал сопротивляться?

Закрыв за собой дверь ванной, она выдохнула, вспомнив, что Гэвин сказал

об этой комнате. Теперь стало понятно, что он имел в виду: комната ощущалась

обычной ванной. Не было ощущения, что если она притихнет, то услышит

биение сердца. Не было и ощущения присутствия невидимых глаз, следящих за

каждым ее движением. Было невероятно, насколько приятно можно чувствовать

себя в обычной комнате.

Направившись мыть руки, она замерла, заметив в зеркале что-то позади

себя.

Дэлайла обернулась. На подоконнике стоял маленький фарфоровый фавн с

золотыми точечками на бежевой шкурке, с такой же трещиной на левом

копытце, как у статуэтки ее мамы. Чувство призрачных пальцев, давящих на ее

лоб и виски, вернулось.

Она моргнула, и статуэтка исчезла, моргнула еще раз, и та вернулась.

Сознание зацепилось за очевидное объяснение: Гэвину понравилась

статуэтка и он забрал ее, когда был у нее дома, желая, чтобы здесь была

частичка ее дома.